"РОССИЯ: ТРАНСФОРМИРУЮЩЕЕСЯ ОБЩЕСТВО" (Москва, 2001) - коллективная монография, представленная под редакцией В.А. Ядова (см.), в которой на основе сравнительного историко-социологического анализа и кросс-культурных исследований ряда обществ, переживающих радикальные преобразования, дается описание и объяснение многообразных процессов и явлений, происходящих в российском обществе.

Российские трансформации рассматриваются под углом зрения разных теоретико-методологических подходов, в частности, классических теорий взаимосвязи социально-экономических, социально-политических и социально-культурных факторов, с позиций веберовского различения двух типов капитализма, новейших теорий социологии пространства и концепции общества рисков в контексте деятельностно-активистской и иных методологий.

Значительная часть статей посвящена интерпретации сдвигов в социальной структуре общества, анализу тенденций развития этнических взаимоотношений, рассмотрению способов минимизации и упреждения конфликтов на этой почве, динамике адаптации разных групп населения к меняющимся условиям, социальным проблемам образования, семьи, здоровья, растущей угрозе наркотизации и алкоголизации. Представлены статьи, рассматривающие управленческие действия в условиях бедствий и катастроф, модели формирования взаимодействия между социальными исследователями, административными органами и гражданами при осуществлении различных модернизационных проектов. Книга явилась результатом работы исследовательского коллектива в рамках общеинститутской программы "Социально-культурные процессы в России на пороге XXI века в контексте глобальных социальных изменений" (1998-2001).

В.А. Ядов, исходя из многолетних дискуссий на тему "Куда идет Россия?", теоретических представлений о "движущих силах" исторического процесса и представлений о цивилизационных особенностях российского социального характера и менталитета, формулирует несколько выводов.

Вывод первый состоит в том, что российские трансформации будут успешны и эффективны при условии высокого авторитета государственных структур. В любом обществе авторитет власти стабилизируют его социальные институты, но в российском обществе при слабости гражданских "горизонтальных взаимосвязей" этот фактор в трансформационных процессах остается решающим.

Второй вывод относится к явлениям, которые можно обозначить как высоко развитую в российском социальном характере адаптивность к трудностям жизни, травмирующим преобразованиям последнего десятилетия. По результатам исследования самоидентификаций обнаруживается достойная удивления сопротивляемость бедных слоев населения признанию себя таковыми: при сопоставимом уровне благосостояния заметная доля поляков определяет себя в категориях бедности, но такая же доля россиян относит себя к "среднему слою".

Общероссийские опросы ВЦИОМ фиксируют завидную стабильность пропорций граждан, не желающих признать бесперспективность своего положения. Третий вывод связан с формированием общества "социальной справедливости". Маловероятно, что западная (протестантская) модель, согласно которой преуспевающий в силу своих талантов и усердия достигает благополучия, восторжествует в российском обществе. Успех и благополучие в наших конструкциях социальной реальности традиционно связываются либо со счастливыми обстоятельствами, либо с попранием нравственных основ.

Поэтому удачливый и благополучный должен делиться с менее удачливым. То, что называют социальной политикой перераспределения доходов граждан, - единственно возможный путь российских трансформаций в направлении модели социально справедливого общества - поддержки сильными (граждане-налогоплательщики, регионы-доноры) слабых.

Реальная проблема - создание экономических и социально-политических условий увеличения доли первых и минимизация доли вторых. Но при этом многократный разрыв в доходах благополучных и бедных останется источником социального напряжения и дезинтеграции.

Ю.Н. Давыдов (см.) отмечает, что как "новый русский" капитализм, так и латиноамериканский с одинаковым основанием могут быть подведены под рубрику "компрадорского" капитализма, т.е. живущего за счет распродажи иностранному капиталу национальных богатств и предоставления в его распоряжение дешевой рабочей силы. Вместе с тем главное и принципиальное отличие российского капитализма от всех других типов связано с происхождением "новых русских" капиталов, обусловленным, с одной стороны, экономической коррупцией, проникающей во все поры общества, а с другой - тотальной эрозией культуры.

Первое, что обращает на себя внимание при сопоставлении "нового русского" капитализма с "архаическим" (по М. Веберу - см.), - это общность их "первоисточника" - предпочтительной сферы добывания стартового капитала и его последующего приумножения. "Архаический" капитал добывался вне производственной сферы и никак не стимулировал производство, он возникал независимо от производственных усилий его обладателей, от какого-либо участия в процессе производства потребительских благ, делая деньги из денег же.

Таким же образом, вне производственной сферы обретается и "новый русский" капитализм, порождая новый тип "нового русского" капиталиста.

И хотя исходные пункты этих двух разновидностей одного и того же типа "капиталистической деятельности" были радикально различными, но сошлись они в точке, блокирующей промышленное развитие, лишающей его культурно-исторических и социально-экономических перспектив. Купец-ростовщик, купец-откупщик, купец-поставщик, купец-чиновник, создающий свой капитал с помощью взяточничества, - таковы фигуры капиталистов в условиях "архаического" капитализма (по Веберу), и таковы же - у нас, оттесняя на задний план фигуры, типичные для современного промышленного капитализма.

Таким образом, "новый русский" капитализм не дает никаких оснований считать его современным капитализмом. Типологически он гораздо более схож с "архаическим" капитализмом, заставляя ожидать от него то же самое, что он неизменно демонстрировал и продолжает демонстрировать сегодня на Западе.

З.Т. Голенкова (см.), рассматривая основные тенденции трансформации социальных неравенств, обращает внимание на обусловленность этих тенденций тремя группами факторов. К первой группе относится глобализация социально-экономических и социокультурных процессов на рубеже веков.

При этом наиболее развитые страны в состоянии "шока перед будущим" активно реализуют цивилизационные процессы интеграции, а транзитивные, постсоциалистические общества, переживая синдром "шока от прошлого", становятся на путь дезинтеграции, сопровождаемой религиозными, национальными и социальными конфликтами. Ко второй группе факторов относятся факторы радикальной деконструкции общественных основ, что делает трансформацию как выход из нестабильного состояния неизбежной.

Третья группа факторов имеет внутренний, российский характер и заключается в отсутствии теоретически и практически обоснованной политики по социальной реконструкции России, в силу чего такая реконструкция происходит стихийно. Суть происходящего в настоящее время на социальном пространстве российского общества - это изменение общей композиции соотношения групп и слоев, их иерархии и ролевых функций, углубление социального неравенства между ними.

В условиях социальной поляризации наблюдается экономический откат, неравномерное развитие разных сфер жизнедеятельности, массовое разрушение этических норм, преобладание дезинтеграционных процессов. Общество, в котором отсутствует средний класс и четко обозначены интересы лишь бедных и богатых, антагонистично, неустойчиво, конфликтно. Для достижения социального консенсуса, при котором только и возможно преодоление экономического и политического кризисов, необходима интеграция совместных усилий всех социальных слоев.

В.А. Мансуров и Л.А.

Семенова анализируют некоторые тенденции в развитии профессиональных групп российской интеллигенции. Изучение социальных процессов, имеющих место в реформируемом российском обществе, позволяет им говорить, во-первых, о колоссальном разрыве в уровне доходов между основной массой "бюджетной" интеллигенции и той частью лиц с высшим образованием, которые работают в частном секторе экономики или представляют "свободные профессии".

Во-вторых, намечается стирание границ между квалифицированными рабочими и специалистами с высшим образованием, не связанными с властью и бизнесом. Этому способствует прогрессирующая тенденция к росту несоответствия между образовательным уровнем и уровнем оплаты труда.

Сравнение интеллигенции (специалистов) с остальной частью населения позволяет сделать вывод о том, что у них совпадает иерархия актуальных проблем: ухудшение материального положения, неуверенность в судьбе своих детей, боязнь стать жертвой преступления. Интеллигенция, которая никогда не была однородной социальной группой, в настоящее время становится еще более дифференцированной. Богатые и бедные, прогрессивно мыслящие и консерваторы, поддерживающие власть и оппозиционно к ней настроенные, чтящие букву закона и исповедующие принцип "революционной целесообразности" и т.п. - такова палитра социальных, психологических и политических различий в нынешней российской интеллигенции.

А.Л. Темницкий, рассматривая стратегии трудового поведения наемных работников, обращает внимание на то, что 1990-е стали временем тяжелых испытаний для большинства наемных работников российского общества, т.к. государство сняло с себя какие-либо обязательства по улучшению их положения.

В этих условиях начали активно вырабатываться самостоятельные способы выживания, которые сложились в различные стратегии поведения: от иждивенческой до криминальной. Для активной части наемных работников более всего оказалась приемлемой стратегия максимизации труда; при этом они не довольствуются ориентацией на интенсивный труд на одном предприятии, а стараются расширить арсенал способов выживания за счет вторичной занятости и работы на огородных участках.

Наиболее привлекательными для осуществления стратегий максимизации труда стали частные успешно действующие предприятия, на которые устремилась наиболее молодая и квалифицированная часть наемных работников. Стремясь повысить материальное благополучие своих домохозяйств, они выражают готовность поступиться многими привычными и характерными для развитого рынка труда ценностями ради одной: более высокого заработка. Однако ориентация на максимизацию труда в целях достижения возможно более высокого заработка, характерная для 1/3 работников частного предприятия и 1/10 - акционерного, сталкивается с зависимостью труда работника от его взаимоотношений с руководством. Осознание этой зависимости как негативного фактора приводит к повышению неудовлетворенности сложившейся ситуацией и способствует росту трудовой мобильности.

В целом книга формирует у заинтересованного читателя достаточно полное представление о теоретико-методоло-гических подходах к рассмотрению социокультурных процессов в трансформирующемся обществе, раскрывает существо социально-адаптационных явлений, сопровождающих эти процессы, показывает меняющиеся ролевые функции представителей разных социально-демографических и социально-профессиональных групп в меняющемся обществе.

Г.Н. Соколова

"РАССУЖДЕНИЕ О ПОЗИТИВНОМ ДУХЕ" (1844) — сочинение Конта. Вышло в виде предисловия к "Философскому трактату о популярной астрономии". Первая часть работы именуется "Умственное превосходство позитивного духа".

В ее первой главе Конт размышляет о "законе интеллектуальной эволюции человечества", называемом обычно "законом трех стадий". По мысли Конта, вначале человечество прошло "теологическую", или фиктивную, стадию, состоящую из трех фаз: "фетишизма", характеризующегося логикой чувств, "политеизма", которому присуща логика образов, и "монотеизма", придающего главное значение логике знаков. Затем наступает очередь "метафизического", или абстрактного, состояния.

Конт доказывает необходимость этой промежуточной стадии — чисто критической по природе своей — и ее историческую роль, состоящую в разрушении существующего порядка. И наконец, наступает третья стадия — "позитивная", или реальная. На данной стадии человечество стремится к тому, чтобы сформулировать законы природы. Этой цели человек должен постоянно подчинять свое воображение при наблюдении.

>Разум "признает теперь, как фундаментальное правило, что всякое предположение, не сводящееся строго к простому установлению факта, частного или общего, не может иметь никакого действительного и внятного смысла. Принципы разума сами по себе есть не более чем истинные факты, только более общие и абстрактные, чем те, которые эти принципы связывают между собой. Каким бы ни был способ их обнаружения, теоретическим или экспериментальным, лишь их соответствие, прямое или косвенное, наблюдаемым явлениям, исключительно определяет их научную ценность".

Конт уточняет природу позитивного духа по отношению к организации и социальной эволюции человека. Ведь предназначение позитивных законов заключается в способности предвидения. Но к познанию законов, т.е. универсальных понятий, Человечество /правописание Конта — А.Г./ приходит в результате долгой и медленной эволюции. Во второй главе рассматривается вопрос о "предназначении позитивного духа", как интеллектуальном, так и социальном.

Конт размышляет о структуре умственной гармонии. Он объясняет, что единство любого акта познания заключается в том, что разнообразные концепции, получаемые нами, становятся в нашем разуме непрерывными и однородными. Конт различает два вида законов. По его мнению, единство разума не может быть объективным, т.е. связанным с единством мира, как утверждают материалисты. Единство разума субъективно.

Но при соотнесении всех наших концепций с Человечеством единство становится более полным и устойчивым, чем при соотнесении с Богом. Наука о Человечестве является единственной способной привести общество в систему и заложить основы конечного единства человеческого рода. Наука и искусство гармонично связаны друг с другом. Наука организует искусство, понимаемое как рациональное воздействие человека на природу, причем не только на неорганическую и биологическую, но, в первую очередь, на политическую и моральную.

Социальное предназначение определяет, уточняет и дополняет исследование научных законов. Промышленное производство как непосредственно благодаря своему объекту, так и опосредованно, по самой своей исключающей религию природе ведет к замене теологического закона позитивным. Конт убежден в несовместимости науки и теологии.

Эта несовместимость, поначалу неявная, но всегда радикальная, является одновременно логической и теоретической. Противоречие между наукой и теологией проявляется лишь постепенно, по мере эволюции.

Под влиянием прогресса науки теологизм сводится к монотеизму. Это противоречие в конце концов распространяется и на сам монотеизм, который наука вытесняет в обеих своих сферах — умственной и социальной. Одним из решающих проявлений влияния позитивного духа явился компромисс в метафизике, по которому Природа сочетается с Богом, а ее законы — с волями.

Другим свидетельством этого влияния стала замена догмы о конечной цели на принцип условий существования. Сама эта замена все более и более подчеркивает несовершенство существующего порядка, в улучшении которого состоит цель каждодневной человеческой деятельности. В третьей главе доказывается "солидарность позитивного духа и здравого смысла". Само слово "позитивный", по убеждению Конта, свидетельствует о его реальности, полезности, верности и точности.

Эти общие свойства отличают позитивный дух от всех других философских методов, особенно от методологии метафизики. Конт показывает сходства и различия между позитивным духом и универсальным здравым смыслом. Позитивный метод мышления заимствует свои основные принципы из здравого смысла, но при этом обобщает их и придает им последовательность. Ведь метод ни в коем случае нельзя отделять от теории.

Основы позитивной философии, согласно Конту, были заложены еще в 17 в. При своем распространении на явления разного порядка эта философия вызывает особого рода воздействие практического, или конкретного, разума на разум теоретический, или абстрактный. Достижение окончательной гармонии между наукой и здравым смыслом требует решения двух задач: 1) сделать позитивными общественные науки и нравственность; 2) систематизировать все позитивные концепции с точки зрения их отношения к человеку.

Целью системы позитивной философии является выполнение этой двойной программы. Часть вторая сочинения обозначена автором как "Общественное превосходство позитивного духа". По мысли Конта, предназначение позитивной философии заключается в том, чтобы вызвать в обществе революцию.

В первой главе автор пытается доказать, что позитивный дух может организовать революцию путем примирения порядка и прогресса. Философские школы, предшествовавшие позитивистской, оказались на это не способны.

Некоторые из них строились на чистом отрицании. Они критиковали, и справедливо, существующий порядок, но не смогли предложить ничего лучшего. Другие были откровенно реакционными. Они предлагали возвращение на предыдущую стадию развития, отрицая возможность прогресса.

Те же системы, что занимали промежуточную позицию между этими двумя, не имели серьезного философского обоснования. Конт предлагает свою концепцию Великого кризиса (имеется в виду Великая французская революция). Он размышляет и о ситуации, сложившейся в его собственную эпоху (революция 1830 во Франции). Философ доказывает недостаточность и бессилие как реакционной, так и негативной школ перед лицом проблем, требующих своего решения.

Он считает необходимым примирить эмпирическим путем две антагонистические школы — ту, что выступает за свободу, и ту, что отстаивает идею общественного порядка. Каким образом можно сочетать порядок и прогресс? Позитивная школа должна стремиться привести общество в нормальное состояние.

Любой человек, разделяющий позитивистские взгляды, понимает, что порядок есть необходимое условие прогресса, а прогресс — условие порядка. Что касается порядка, то позитивный дух коренным образом пересматривает научную методологию, подходя ко всем важнейшим проблемам, в первую очередь, с точки зрения морали и выводя их из познания прошлого и основных позитивистских концепций. Он всегда представляет искусственный, или законный, порядок как простое продолжение порядка естественного. Для сторонников прогресса позитивная философия привлекательна тем, что основным ее требованием является непрерывное совершенствование нашего положения и нашей натуры в стремлении, в идеале, к практически полному преобладанию интеллекта и способности жить в обществе, т.е. человеческой сущности, над сущностью животной.

>Окончательным доказательством превосходства позитивного духа является то, что он способен полностью объяснить все человеческое прошлое. Все исторические эпохи представляют собой лишь фазы единой фундаментальной эволюции, каждая фаза вытекает из предыдущей и готовит следующую, подчиняясь неизменным законам. Вторая глава посвящена "систематизации человеческой морали". По Конту, система морали является главной сферой применения всякой истинной теории Человечества.

Философ исследует эволюцию позитивной морали. Прежде всего он констатирует, что глобальные результаты, достигнутые католицизмом, все более компрометируются его догмами, враждебными современному разуму. Затем Конт переходит к закону эволюции нравственных установок. Вначале они опирались на религиозную основу.

Но со временем эта основа становилась все более и более рациональной и позитивной. Человечество нельзя осуждать за то, что оно способно основывать правила своего поведения только на химерических мотивах. Следует поэтому сделать мораль независимой от религиозных взглядов.

Ведь теология, когда имеет дело с нравственными нормами, не только не консолидирует их, но делает еще более уязвимыми из-за порождаемых ею вымыслов, неспособности внушить уважение к нравственному закону, а главное — из-за тех препятствий, которые она воздвигает на пути чисто человеческой морали. И если, несмотря на упадок теологии, практическая нравственность все же улучшается, то объяснить это можно лишь наступлением позитивного духа, опирающегося на здравый смысл.

В качестве примеров Конт приводит непопулярность разводов и борьбу между солдатами революции, атеистами, носителями идей прогресса, защитниками национального единства, и вандейцами, фанатично религиозными реакционерами, связанными с чужеземными врагами Франции. Конт критикует систему коллективного лицемерия (иезуитство), сторонником которой был, по его мнению, Кант, углубивший упадок теологии. Люди становятся все более свободными, и теология не способна более управлять активными умами.

Значит, необходимо установить духовную власть позитивной философии. Конт считает, что полная победа позитивного духа нужна, в первую очередь, в интересах морали.

Ведь систематическое и энергичное вмешательство новой духовной власти должно окончательно избавить общество от предрассудков. В третьей главе Конт рассуждает о том, "как позитивный дух поощряет и укрепляет чувство долга". Прежняя система морали имела чисто личный характер. Каждый хотел обеспечить свое собственное спасение.

Такие взгляды по сути не что иное, как проявление индивидуализма. Эгоизм метафизической морали вытекает из теологии, которая по природе своей глубоко индивидуальна, а отнюдь не коллективна. Позитивная мораль, напротив, альтруистична в своей основе. Позитивный дух признает действительное существование лишь Человечества.

А значит, он носит в высшей степени общественный характер. Активная жизнь, неизменно направленная на благо общества, может продолжаться лишь как существование рода людского. Это и есть единственная будущая жизнь, включающая в себя индивидуальное существование. Третья часть работы "Р.оП.Д." именуется Контом "Условия победы позитивной школы.

Союз пролетариев и философов". В первой главе говорится о необходимости "введения народного высшего образования". Эту необходимость Конт объясняет общественной потребностью в замене бесплодной политической пропаганды на могучее интеллектуальное движение, опирающееся на позитивную философскую школу. Конечно, перед этим движением возникнет множество препятствий. Активные сторонники теологии и метафизики, т.е. большинство ученых, сопротивляются его созданию.

Однако общество чувствует насущную потребность во всеобщем просвещении. Для возрождения научного духа необходимо распространение образования, основанного на позитивных принципах. Оно похоже на христианское образование в том отношении, что имеет целью добиться универсальности умов. Почему в стремлении распространить позитивное образование Конт обращается к народу? Пролетарии нуждаются в нем, поскольку для них закрыта официальная образовательная система.

>К тому же они должны быть восприимчивыми к позитивной философии, потому что она имеет социальную направленность. Характерное отношение к труду, согласно убеждению Конта, сближает их с философами как в моральном, так и в интеллектуальном отношении. Позитивное образование, в котором ведущая роль принадлежит естественным наукам, противоположно преобладающему в обществе гуманитарному образованию, которое деклассирует и принижает пролетариев.

Во второй главе говорится о необходимости "создания особого народного политического движения". Между политической и социальной программой пролетариев и позитивным учением существует определенное сходство. Ведь пролетарии ставят перед собой простые задачи: обеспечить для всех нормальное образование и постоянную работу. Именно из этих требований по сути дела и должна состоять пролетарская социальная программа.

Политика, предлагаемая позитивной философией, ориентирована именно в этом направлении. Поэтому всем правительствам придется согласиться с организацией народного образования, независимой от существующей на данный момент власти. Третья глава касается "обязательного порядка изучения позитивных наук". Конт настаивает на прогрессивной направленности обучения.

Учащийся должен продвигаться от простого к сложному. А значит, существует и обязательный порядок в изложении накопленных человечеством знаний. Неукоснительное его соблюдение обеспечит максимальную умственную и общественную эффективность занятий. Главная идея, лежащая в основе этого порядка, состоит в том, что каждый человек должен повторить путь всего человечества.

Кроме того, в науках существует определенная иерархия. Логично предположить, что начинать следует с изучения внешнего Мира, затем переходить к Земле и, наконец, к Человеку. Соответственно, натуральная философия должна начинаться с астрономии, продолжаться химией и заканчиваться биологией. Но изучение астрономии требует определенных математических знаний.

Значит, начинать нужно с математики. После астрономии следует переходить к физике.

Этот порядок обязателен для получения полноценного позитивного образования. Конт сожалеет, что ученые его времени слишком часто не понимают необходимости такого порядка изучения наук и по-детски беспечно замыкаются в узких рамках своей научной дисциплины. А ведь теория классификации наук неотделима от закона трех стадий.

Она однозначно соответствует последовательности прохождения этих стадий в индивидуальном сознании. Эта теория обеспечивает независимость различных наук, поскольку гарантирует им реальность, не прибегая к материализму, и достоинство, не нуждающееся в спиритуализме.

А.А. Грицанов

"РАЗУМ И РЕВОЛЮЦИЯ. Гегель и становление социальной теории" ("Reason and Revolution. Hegel and the rise of social theory", 1941) - работа Маркузе (см.). По мысли автора, "возникновение фашизма заставляет по-новому осмыслить философию Гегеля".

Целью автора выступает стремление показать "несовместимость основных идей Гегеля с теми тенденциями, которые приводят к теории и практике фашизма". (Речь шла о распространившихся в 1930-е оценках Гегеля как "философа тоталитаризма": комментировались его тезисы о государстве как о "самостоятельной силе, в которой индивиды не более чем моменты"; о том, что "государство суть шествие Бога в мире"; о том, что государству, осуществляющему "право, безразличное к особенности", в принципе не важно, есть ли индивид либо его нет.) Как отмечает Маркузе, немецкий идеализм обычно называют "теорией Французской революции".

Философия Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля сформировалась как ответ на брошенный из Франции призыв перестроить государство и общество на рациональной основе, дабы социальные и политические институты не противоречили свободе и интересам личности. Идея разума, согласно Маркузе, - "средоточие философии Гегеля". Идея Гегеля о том, что мысль должна управлять действительностью, согласно Маркузе, - сердце его философии.

"Р.и Р." состоит из двух главных частей: "Основы философии Гегеля" и "Становление социальной теории" /преимущественно социологии. - А.Г./. По мысли Маркузе, философская система Г. Гегеля проходит в собственном развитии пять этапов: 1) 1790-1800, попытка заложить религиозные основы философии; 2) 1800-1801, формулировка своей оригинальной точки зрения, анализ современной философии (особенно идей И.

Канта, И.Г. Фихте, Ф. Шеллинга); 3) 1801-1806, написание "Иенской системы" - ранней формы завершенной системы Гегеля; 4) 1807 - создание "Феноменологии духа"; 5) 1808-1817, окончательное формирование философской системы, обозначенное "Философской пропедевтикой", завершенное "Наукой логики", "Энциклопедией философских наук", "Философией права" и др. Параллельно, по мысли Маркузе, осущетвлялось осмысление Гегелем современных ему социально-политических контекстов (вплоть до 1831, исследование, посвященное английскому "Биллю о реформе").

Во второй части "Р.и Р." анализируются: "основы диалектической теории общества" (полемики С. Кьеркегора, Л.

Фейербаха, анализ трудового процесса и диалектика К. Маркса - см.); "основы позитивизма и становление социологии" [Сен-Симон (см.), Конт (см.), Ф.Ю. Шталь, Л. Штейн - см.]. В "Заключении" Маркузе осмысливает разновидности неогегельянства и ревизию Гегеля, осуществленную национал-социалистическими идеологами.

>Как утверждает Маркузе, "в основе философии Гегеля лежит структура, идеи которой - свобода, субъект, дух, понятие - являются производными от идеи разума": гегелевское понятие разума отличается критической и полемической направленностью, противоборствует любой готовности принять существующее положение дел, отрицает гегемонию любой существующей формы существования, выявляя антагонизмы, преобразующие ее в другие формы. Философская система Гегеля, согласно Маркузе, суть "последняя великая попытка сделать мысль прибежищем разума и свободы". Гносеология немецкого идеализма утверждала способность структуры индивидуального мышления (субъективности) к порождению всеобщих законов и идей, способных конституировать всеобщие нормы рациональности.

По Гегелю, является осуществимым построение всеобщего рационального порядка на автономии индивида. Пафос такой философии, согласно Маркузе, отыскание единящего начала для индивидуалистического по природе своей общества. (В отличие от традиции британского эмпиризма, трактующего единство разума как единство обычая или единство привычки, сообразующихся с фактами, но "никогда не управляющих ими".)

Как отмечается в "Р.и Р.", философия Гегеля на самом деле являет собой философию отрицания: "она изначально движима убеждением в том, что данность, которая кажется здравому смыслу достоверным знаком истины, в действительности является ее отрицанием, так что истина может утвердиться только благодаря уничтожению этой данности.

В этой критической убежденности и кроется движущая сила диалектического метода". Маркузе констатирует, что "историческое наследие гегелевской философии не перешло к гегельянцам ... ее критические тенденции скорее были восприняты в марксистской теории общества". Но при этом "переход от Гегеля к Марксу" есть "переход к принципиально иному порядку истины, который нельзя истолковать в терминах философии": все философские понятия марксистской теории являются общественно-экономическими категориями, тогда как общественно-экономические категории Гегеля представляют собой философские понятия.

Уже даже ранние работы Маркса являют собой "отрицание философии, хотя и выраженное философским языком". У Маркса, по мысли Маркузе, "на смену идее разума приходит идея счастья".

Гегель решительно отвергал мысль о том, что прогресс разума может иметь что-то общее с удовлетворением индивидуального стремления к счастью; у Гегеля "разум может господствовать даже тогда, когда реальность вопиет от страданий индивида: идеалистическая культура и технологический прогресс гражданского общества свидетельствуют об этом". И далее - в "Р.и Р." - "требование, согласно которому свободные индивиды должны обрести удовлетворение, противоречит всему укладу традиционной культуры". Маркузе, отвергая обвинения Гегелю в философском тоталитаризме, подчеркивает: в национал-социализме не единение свободных индивидов и не рациональное целое гегелевского государства, а "природный" организм расы конституируют социальную общность.

Анализ Маркузе приводит его к следующему выводу: духовная свобода Европы в ее протестантской версии, осмысленная системами философского идеализма, располагалась (акцентированно онтологически) вне рамок наличной данности консервативных и косных социально-политических структур.

Еще Лютер утвердил религиозную свободу как внутреннюю реальность жизни духа, существующую безотносительно к социально-политической конкретике истории. Как итог, "люди, обретшие свободу свыше 400 лет назад, продолжают прекрасно маршировать в единых колоннах авторитарного государства".

Немецкая культура оказалась обращена не столько к вещам, сколько к их идее, полагая свободу мысли прежде свободы действия, нравственность - прежде практической справедливости, внутреннюю жизнь - прежде общественной жизни человека. Критическая направленность системы Гегеля была утеряна в последующих философских метаморфозах: "история гегельянства превратилась в историю борьбы против Гегеля".

Как полагает Маркузе, "в самой своей сущности разум есть противоречие, противостояние, отрицание до тех пор, пока свобода не будет реализована. Если противоречивая, противоборствующая, отрицательная сила разума терпит поражение, реальность совершает свое движение, повинуясь собственному позитивному закону, и, не встречая противодействия со стороны духа, раскрывает свою репрессивную силу".

В дальнейшем становление позитивистского, социологического стиля мышления трансформировали самосознающее Я в начало, обусловленное чем-то внешним; Я из активного субъекта мысли превращается в пассивного субъекта восприятия. Такой интеллектуальный поворот, по Маркузе, и привел к трагедиям 20 ст. Именно позитивизм, инициированный Контом, а не система Гегеля, содержал в себе, согласно Маркузе, "семена философского оправдания авторитаризма". Маркузе цитирует известного идеолога национал-социализма К. Шмитта (см.): "В тот день, когда Гитлер пришел к власти, Гегель, так сказать, умер".

А.А. Грицанов

"РАЗЛИЧИЕ И ПОВТОРЕНИЕ" ("Difference et Repetition", 1969) — книга Делеза.

По мысли автора, "обсуждаемый здесь сюжет явно присутствует в воздухе нашего времени. Можно выделить знаки этого явления: все более и более подчеркнутая ориентация Хайдеггера на философию онтологического Различия; применение структурализма, основанное на распределении различительных признаков в пространстве сосуществования; искусство современного романа, вращающееся вокруг различия и повторения не только в наиболее отвлеченных размышлениях, но и в результативных техниках; открытия в разнообразных областях присущей повторению силы, свойственной также бессознательному, языку, искусству. Все эти признаки могут быть отнесены на счет обобщенного антигегельянства: различие и повторение заняли место тождественного и отрицательного, тождества и противоречия. Происходит это потому, что различие не включает отрицание, позволяя довести себя до противоречия лишь в той мере, в которой его продолжают подчинять тождественному. Главенство тождества ... предопределяет собой мир представлений".

Современный же мир, по Делезу, есть мир симулякров. Все тождества только симулированы, возникая как оптический "эффект" более глубокой игры — игры различия и повторения.

У истоков "Р.иП.", согласно Делезу, два направления исследований: 1) понятие различия без отрицания, ибо именно различие, не подчиненное тождественному, не дойдет до оппозиции и противоречия; 2) понятие повторения, когда физические, механические или голые повторения (повторение Одинакового) обнаруживают свою причину в более глубоких структурах скрытого повторения, где маскируется и смещается "дифференциальное". Цель "Р.иП." — "выявить приближение к связности, не более присущей нам, людям, — чем

Богу или миру". Согласно концепции "Р.иП.", различие само по себе исключает всякую связь различного с различным, делавшую его мыслимым.

Различие становится мыслимым, подчиняясь четырехстепенному принуждению представления: тождественности понятия, оппозиции предиката, аналогии в суждении, подобию в восприятии. В основании "классического мира репрезентации", как отметил Фуко, лежат "четыре корня принципа разума": тождественность понятия, отражающаяся в разуме (смысле) познания; оппозиция предиката, развивающаяся в разуме (смысле) того, что происходит; аналогия в суждении, распределенная в разуме (смысле) существования; подобное в восприятии, определяющее разум (смысл) действия.

Переставая быть мыслимым, различие исчезает в небытии. Наибольшее усилие традиционной философии, согласно Делезу, было придать "представлению бесконечности", распространить представление на слишком большое и слишком малое в различии. По мысли Делеза, гегелевское противоречие как бы доводит различие до конца; но это тупиковый путь, сводящий его к тождеству, придающий тождеству достаточность, позволяющую ему быть и быть мыслимым.

Противоречие является наибольшим различием лишь по отношению к тождественному, в зависимости от тождественного. К различию же, акцентирует Делез, "весьма плохо применима альтернатива конечного и бесконечного в целом, как составляющая лишь антиномию представления". Различение образца и копии — первое строгое различение, установленное Платоном. Второе — еще более глубокое — различение самоей копии и фантазма.

>Копии у Платона основаны на связи с образцом, симулякры же дисквалифицируются как не выдержавшие испытания копией и требованием образца. Платоновское желание изгнать симулякр влечет за собой подчинение различия: образец может быть определен лишь посредством позиции тождества как сущности. Так как подобие внутреннее, нужно, чтобы сам образец обладал внутренней связью с бытием и истиной, в свою очередь, аналогичной образцу.

Копию можно отличить от симулякра, лишь подчиняя различие инстанциям Одинакового, Подобного, Аналогичного и Противоположного. По Делезу, воспроизведение суть место трансцендентальной иллюзии: кульминацией в этом контексте выступает "позиция тождественности мыслящего субъекта как принципа тождественности понятия вообще".

Восстановить различие в мышлении — значит развязать первый узел, состоящий в представлении о различии как тождестве понятия и мыслящего субъекта. По мнению Делеза, подчинение различия подобию, трактовка негативного как подчиненного различию в виде ограничения или оппозиции суть иллюзии, которые необходимо преодолеть.

Суть дела в том, что бытие одновременно полная позитивность и чистое утверждение, но "есть и (не)бытие — бытие проблематичного, бытие задач и вопросов, а вовсе не бытие негативного". Подчинение же различия аналогии в суждении, по Делезу, также бесперспективно: тождественность понятия предстает лишь тождественностью неопределенного понятия, Бытия либо "Я существую".

Указанные иллюзии классической философии, по мысли Делеза, точно так же деформируют и "повторение". Повторение традиционно представлено как полное подобие или высшее равенство; повторение представлено вне понятия как непонятийное различие, всегда предполагающее тождественное понятие. Итак, резюмирует Делез, тождественность понятия в представлении единым движением включает в себя различие и доходит до повторения.

Повторение в итоге может тогда "получить лишь негативное объяснение". Делез приводит пример: "Нечто (бессознательное) повторяет, потому что нечто (Я) вытесняет, потому что нечто (Оно) лишено припоминания, узнавания и самосознания..." Но ведь повторение не довольствуется умножением образцов, оно выводит концепт из себя, заставляя его существовать во множестве образцов. По Делезу, "состояние концепта вне себя, или бесконечно повторяющейся части осуществляется в материи. Вот почему модель повторения отождествляется с чистой материей как дроблением тождественного..." Как отмечает Делез, обоснование как компонент процедуры репрезентации не просто кладет ей начало и делает ее возможной, но и придает ей бесконечность.

Ведь обосновывать, значит "определять неопределенное". Репрезентация у Делеза "соединила индивидуацию с формой Я и материей мыслящего субъекта... Я для нее — не только высшая форма индивидуации, но и принцип узнавания и идентификации любого индивидуального суждения, направленного на вещи... репрезентация требует, чтобы каждая индивидуальность была личной

(Я), а каждая особенность — индивидуальной (Мыслящий субъект)". История репрезентации, история икон — история длительного заблуждения философии. Как отметил Делез в "Предисловии", "как можно писать иначе, как не о том, чего не знаешь или плохо знаешь? Воображают, что именно об этом и есть, что сказать.

Берутся писать лишь в той точке знания, его высшей точке, которая разделяет наше знание и наше невежество и переводит одно в другое. Только так и решаются писать. Восполнить незнание значит лишь отложить письмо на завтра или, вернее, сделать его невозможным".

А.А. Грицанов