Дар аль-Кибт (Дом коптов)

Только ли пирамиды и сфинксы?

Во время поездки по Египту в марте 2004 года я снял трехчасовой видеофильм. Ко мне зашел сосед. Я стал рассказывать о поездке, а потом поставил ему сие произведение любительского кинематографа. Сначала, конечно, были пирамиды и сфинкс, потом пошли кадры, снятые в христианских храмах Египта. Поскольку поездка была паломническая и в основном проходила по местам, связанным с бегством Святого Семейства в Египет, с коптскими и греческими церквями и монастырями, то и кадры, снятые в храмах и монастырях, в моём фильме значительно преобладают.

- А это где? - зевнув, спросил мой сосед.

- Это всё ещё в Каире.

- Нет, вот это.

- Я и говорю, что в Каире.

- В Египте?

- Ну да!

Сосед долго не мог поверить. В его представлении Египет сплошь состоял из пирамид и сфинксов, да арабских зданий и мечетей. Ну, ещё, конечно, Шарм аш-Шейх. А монастыри и храмы, это, извините, не из той оперы.

- Ну, а кто, по-твоему, копты? - спросил я.

- Копты?.. - промолвил он и основательно задумался. 

Куда подевались древние египтяне?

Полагаю, самым распространенным ответом на такой вопрос будет: "Растворились сначала в греках, а потом в арабах". Но так ли это?

Начнём из самого далека. Согласно древнему тексту, дошедшему до нас в поздней записи и известному как "Мемфисский богословский трактат", в глубине веков появился бог-творец Птах. Он создал себя сам. От него началась история мира. Птах сотворил первых богов, среди которых чуть ли не первым был бог Атум. По слову Птаха, Атум сотворил мир. Если бы не знать, что греческое "атом" означает "неделимый", то можно было бы подумать, что это от имени Атума. Птах вдохнул жизнь в людей, поставил других богов над ними, подарил людям законы, письменность, искусство, ремёсла, научил строить дома, возделывать пашни, высекать статуи.

Потомки библейского Хама населили северо-восток Африки, и от имени своего прародителя они назвали страну Хами, или Хэми. Жители страны Хэми обожествляли слово, ибо считалось, что мир сотворен из слова бога-творца. Вокруг храма бога Птаха родилась первая столица Хэми. Город получил наименование Ха-Ка-Пта, что означало "крепость души Птаха". Жителей Хэми, подчиняющихся столице, стали именовать Ха-Ка-Пта, точно так же, как после возвышения Москвы родились понятия "московит", "москвич", "москаль", "Московия". Когда в Хэми появились греки, они усвоили именно это название - Ха-Ка-Пта, несколько переиначив его на свой лад. Так родилось слово "Египет". Женщины Хэми были искусны в косметике, и слово "Хэми" перешло в древнегреческий как обозначение этого искусства. В дальнейшем от него произошло слово "химия". Сам город Ха-Ка-Пта греки стали называть Мемфисом, по имени белокаменной крепости Меннефер, стоящий в пригороде. Вот так всё перепуталось. Остаётся добавить, что словом "Египет", происходящим от названия столицы Хэми, греки окрестили не только всю страну, но и реку Нил, а в греческой мифологии появился бог Египет, внук Посейдона и владыка великой реки. 

После 332 года до Рождества Христова Хэми, которую всё чаще именовали Египтом, стала частью так называемого Эллинистического мира. Александр Македонский основал на берегу Средиземного моря свою египетскую столицу Александрию. Один из его военачальников Птолемей стал зачинателем новой династии египетских царей - Птолемеев. Древние египтяне, потомки Хеопса, всех Тутмосов, Рамзесов и Аменхотепов, входили в новую цивилизацию. Их язык, сохраняя исконную структуру, жадно вбирал в себя новомодную греческую лексику. Обновлялось иератическое письмо, иероглифы упрощались. И все же, нововведения не уничтожили, не растворили египтян в греках. Они оставались носителями самобытности Хэми. С 30 года до Рождества Христова страна стала частью Римской империи. 

И вот, именно сюда, в Египет, привезли младенца Иисуса. 

Родившийся под самым сердцем Святой Земли, в нескольких километрах к югу от Иерусалима, в яслях вифлеемских, Господь Спаситель после принесения в Иерусалимский храм к Симеону Богоприимцу, был переправлен далеко на запад, в Африку. Здесь, в земле Хамовой, прошли первые Его младенческие годы. И Египет стал колыбелью христианства. Именно египтянам посчастливилось видеть Его маленьким ребёнком. Письменных свидетельств об этом периоде жизни Иисуса не обнаружено, но сохранились легенды, как, например, о селении близ Мемфиса, в котором Святому Семейству не дали хлеба, после чего там никогда больше не родился хлеб. Теперь это место находится в городской черте Каира. Сказание красноречиво свидетельствует о том, что в других местах Святое Семейство обретало кров и заботу. Всюду люди видели, что перед ними не обычный ребёнок, да и слух о предсказании Ирода успел распространиться. Иосифу, Марии и Богомладенцу пришлось много скитаться по Египту, но, скорее всего, не потому, что они натыкались на отсутствие гостеприимства, а потому, что всюду шныряли Иродовы ищейки. 

Люди своими глазами видели, как деревья склоняли ветви с плодами к Богородице Деве, как от одного взгляда необычного мальчика разрушались языческие идолы, как в безводных местах из-под земли выбивались источники к ногам Святого Семейства, как приходили к младенцу звери, чтобы поклониться Ему, побыть рядом. 

Всё это до краёв наполнило будущие коптские легенды.

Благодаря этим сказаниям, египтяне довольно быстро и охотно приняли веру в Христа. Бывшие язычники, поклонявшиеся Осирису и Амону Ра, Исиде и Птаху, пришли к истинному единобожию. В христианстве они и сохранятся до наших дней.

Начало египетского христианства

По свидетельству александрийского патриарха Евтихия, на девятом году царствования римского императора Клавдия, а, стало быть, в 49 году по Рождестве Христовом, в Александрию Египетскую прибыл апостол-евангелист Иоанн Марк. До этого он сопровождал апостола Петра, и тот отправил его проповедовать Евангелие в земле египетской. Несмотря на то, что в Египте проживало огромное количество иудеев, имевших здесь синагоги, синедрион и даже храм наподобие Иерусалимского, они не смогли помешать апостолу. Египтяне, среди которых было много свидетелей посещения страны Хэми самим Святым Семейством, готовы были воспринять проповедь Марка. Мало того, множество иудеев сердцем услышало эту проповедь. 

Благодаря деятельности проповедника Марка, в Александрии и окрестностях образовалось и благоустроилось несколько церквей. Сам Марк рукоположил здесь епископов и прочих клириков и покинул Египет на шестнадцать лет. В 64 году он был свидетелем мученической кончины в Риме обоих своих учителей - первоверховных апостолов Петра и Павла. Сразу после этого он вновь отправился в Египет, вновь проповедовал, благоустраивал основанную им Церковь. Он же в языческой учёной среде, в Александрийской библиотеке основал христианское огласительное училище, ставшее почвой для взращивания христианского просвещения. Из него впоследствии вышли Климент, Пантен, Дионисий Александрийский, Григорий Чудотворец - знаменитые учителя и отцы Церкви. В Египте Марк составил чин литургии, сохранявшийся в продолжение многих веков. А в современном египетском христианском богослужении до сих пор используются многие молитвы, приписываемые евангелисту Марку. 

Проживая в Египте, апостол Марк устремлялся в другие прибрежные страны Африки с христианской проповедью, но лишь в Египте его проповедь имела столь сильный успех. Современник Марка, иудейский философ Филон с восторгом писал о египетских христианах. Его свидетельство особенно ценно, ибо учёный жид оставался врагом Христовой веры. Филон пишет: "Они оставляют всякую заботу о временном богатстве и не пекутся о своих имениях. Некоторые же из них, оставляя всякое попечение о житейском, уходят из городов и водворяются в уединенных местах и садах, избегая сопребывания с людьми, несогласными с ними в жизни, чтобы не иметь от них препятствия в добродетели. Воздержание и умерщвление плоти они считают основанием, на котором только одном может созидаться добрая жизнь. Ни один из них раньше наступления вечера не вкушает и не пьёт, а некоторые не приступают к пище до четвёртого дня. Другие же опытные в толковании и разумении Божественного Писания, будучи исполнены жаждою знания и питаясь духовной пищей богомыслия, проводя время в изучении Писания, забывают о телесной пище до шестого дня. Вина отнюдь никто из них не пьёт, и все они не едят мяса, присоединяя к хлебу с водою только соль и иссоп. Священное писание изъясняется ими иносказательно, чрез нахождение подразумеваемого и сокровенного смысла и Таин: ибо Писание, по их мнению, подобно живому существу: словесные выражения составляют его тело видимое, а сокровенная под сими выражениями мысль и тайна составляют его душу невидимую. Они рано встают на славословие Божие и молитву, на пение и слушание слова Божия - отдельно мужчины и отдельно женщины. Некоторые из них пребывают в непрерывном посте в течение семи недель. Седьмой день у них в великом почитании. Приготовляясь к нему и прочим праздникам, они ложатся почивать для отдыха на голую землю. Божественную службу совершают у них священники и диаконы, над которыми начальствует епископ". 

В Александрии апостол Марк обрёл свой мученический венец. Шла эра гонений на христиан, в Риме правил злочестивый Нерон. Схваченного Марка волокли на веревке по улицам, до тех пор, покуда он не скончался со словами: "В руки Твои, Господи, предаю дух мой!" Язычники намеревались сжечь тело, но страшная буря с громом, молниями и дождём напугала их. Христиане, взяв тело, погребли его в каменном гробе, в пещере, где проходили их молитвенные собрания. В 310 году над гробом с мощами апостола-евангелиста Марка вознеслась церковь. В 1828 году венецианские купцы коварно выкрали мощи святого. Венеция, наравне с Александрией, почитается как град святого Марка, ибо там, в окрестностях Аквилеи, он много проповедовал, там основал живучую христианскую колонию. И мощи его с тех пор почивают в венецианском храме. Лишь часть мощей в 1968 году была передана венецианцами каирскому храму святого Марка. 

А в Александрии стоит исполинский храм, в подземелье которого паломникам показывают пустую пещеру, где с 68 по 1828 год, на протяжении 1760 лет мощи апостола-евангелиста покоились в мире. Храм великолепный, дух захватывает, когда смотришь в его высоченный купол. Благоговение омывает душу, когда спускаешься к месту бывшего погребения апостола... И становится горько, что сами мощи уже не здесь, а в городе каналов и карнавалов.

Мученики, монахи и отшельники

Египетские христиане придают мученичеству за Христа наиглавнейшую роль в жизни. Марк учил их не скрываться, открыто исповедовать веру, не прятаться в катакомбах, не бегать от своих гонителей. Ибо и Христос не скрывался. В эпоху гонений на христиан при императоре Диоклетиане главным годом египетского мученичества стал 284-й. Взойдя на престол, Диоклетиан решил первым делом уничтожить христианство, и римляне по приказу своего императора устроили в Египте массовую резню. Им была поставлена цель истребить всех египетских христиан до единого. Количество убитых и умученных людей не известно, но предание гласит, что весь Египет покрылся мертвыми телами. 

В истории египетской церкви это событие стало столь важным, что в дальнейшем египтяне настояли на том, чтобы наравне с христианским летоисчислением вести своё собственное - от 284 года. Допустим, они говорят: "Сейчас 2004 год от Рождества Христова (Anno Domini) и 1720 год от Святых мучеников (Anno Martyri)". Причем, Новый год они отмечают 29 августа или, по новому стилю, 11 сентября, поскольку именно в этот день началось истребление христиан Египта при Диоклетиане. (Упаси меня Бог, я не призываю искать исполнителей терактов 11 сентября в Америке среди египетских христиан!)

Через три года после резни, устроенной римлянами, в маленьком городке Коме в среднем течении Нила родился мальчик Антоний. Он воспитывался в богатой христианской семье, в восемнадцать лет особенно сильно прочувствовал слова Христа "Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое, и даждь нищим: и имети имаши сокровище на небеси, и гряди во след мне". Он роздал свое имущество нищим и далее жил в бедности, много работал, а деньги, получаемые за изготовленные изделия труда своего, вновь пускал на то, чтобы одаривать остро нуждающихся. Антонию суждено было стать первым в истории христианства основателем монастыря. В нашем сознании при имени Антония Великого мгновенно возникает множество произведений западноевропейской живописи и литературы на сюжет "Искушение Святого Антония". Безусловно, вряд ли ещё найдется иной аскет, которому пришлось бы в такой мере испытать на себе мощные дьявольские искушения и побороть их. Но прежде всего должно, пожалуй, возникать другое: "Основоположник монастырской жизни". Наш Сергий Радонежский - побратим египтянину Антонию. 

Обитель Антония Великого существует и процветает по сей день. От неё высоко в гору уводят ступени к пещере, в которой подвизался подвижник христианства. Пещера имеет узкий вход, подобный каменной келье Александра Свирского на Валааме. Но затем узкая расщелина расширяется, и внутри образуется довольно просторное помещение, в котором денно и нощно горят лампады, а монахи молятся на языке, считающемся тем самым, древнеегипетским наречием. Мощи святителя, скончавшегося в 356 году, открыты и перенесены в Александрию в 561 году; после взятия Египта арабами они перенесены в Константинополь, а оттуда в 980 году во Францию. Ныне они покоятся в церкви св. Иулиана в Арле. 

Удивительно сказание о Павле, отшельнике, жившем неподалеку от обители Антония Великого. Он был прозван Фивейским, по месту рождения в городе Фивы в южном Египте (теперь это город Луксор). Когда Антоний однажды подумал, что нет другого такого инока, как он, то сей же час услышал голос: "Антоний! Есть один раб Божий, который пришел сюда прежде тебя и совершеннее, чем ты. Если хочешь, можешь найти его в отдаленной пустыне, только ступай к нему скорее, пока он не отошел ко Господу". Вняв голосу, Антоний находит неподалеку от своей пустыни пещеру, где девяносто лет скрывался отшельник Павел, питаясь маленьким хлебцем, который ему ежедневно приносил ворон. Павел успевает рассказать о своей жизни и подвиге и вскоре умирает. В традиции египетской церкви изображать Антония Великого и Павла Фивейского вместе. Павел почитается как основатель отшельничества. В кондаке его величают как "отцев и постников твердое основание". Мощи Павла Фивейского также находятся в Европе, в Венгрии, часть главы его - в Риме.

Современник Антония и Павла, святой мученик Мина, по происхождению афинянин, был солдатом римской армии, оставил службу и подвизался в пустыне неподалеку от Александрии. Там он принял мученическую смерть за Христа. Теперь на месте его подвигов возвышается среди песков величественный монастырь. Населяющие его монахи отличаются особой строгостью. Когда мы приехали туда, шёл Великий пост, на вратах красовалось объявление: "Приносим свои извинения, но во время Великого поста по уставу своего монастыря мы никого не принимаем". И монахи обители Святого Мины так и не впустили нас внутрь. Только русский художник, работающий в монастыре много лет, провёл нас по развалинам древнего города, у поприщ которого возвышаются высокие здания обители. Местность называется Марьют, но названия города не сохранилось, и, поскольку здесь жил Святой Мина, можно условно назвать его - Минск.

Александрия на протяжении многих веков боролась за первенство среди мировых столиц, и в некоторые времена действительно являлась первой среди городов мира. И, прежде всего, она являлась христианской столицей. В Александрии вспыхнули страсти вокруг ересей, начиная с арианства. Уроженец Ливии, Арий, став александрийским пресвитером, создал раскольническое учение о том, что Сын Божий не рождается предвечно из существа Бога Отца, а сотворен Им из небытия во времени, не равносущен Ему и не равночестен. Через триста лет после Христа впервые родилось учение, способное расшатать устои христианства. Архиепископ Александр Александрийский возглавил битву против Ария на Первом Вселенском соборе 325 года в Никее, ересь ариан была раздавлена, собор выработал первый Символ Веры. 

После кончины Александра новым архиепископом Александрии стал Афанасий Великий, который всю свою жизнь положил на преодоление ереси ариан, много пострадал от них и довершил дело отцов Первого Вселенского собора. 

В III, IV и V столетиях египетское христианство переживало могучий взлёт. Великими по сей день почитаются не только Антоний и Афанасий, но и праведный Макарий Египетский, уроженец города Птинапора, расположенного в южной части Нильской долины. В возрасте тридцати лет он удалился в пустыню, где прожил в строжайшем посте шестьдесят лет. Его современником и другом был еще один Макарий, прозванный Александрийским по месту своего рождения и по занимаемой должности начальника и наставника христианского училища в Александрии. Он оставил после себя сочинения, среди которых самое известное "Слово об исходе души из тела и о посмертном состоянии человека". 

В Александрии Египетской родилась, выросла и приняла мученическую кончину Святая Екатерина. Но в отличие от большинства египетских святых, по происхождению она не была египтянкой, происходя из греческой семьи. 

Монофизитство

В 381 году в Константинополе с целью "утверждения во всей империи никейского учения против всех ересей" собрался Второй Вселенский собор. Он выработал окончательный текст Символа Веры, который все мы непременно читаем на молитве дома и в храме. Кроме того, собор постановил предоставить епископам Константинополя, как Нового Рима, первое место в ряду всех православных епископов после римских. Константинополь утвердился как столица восточно-православного мира. Александрия отошла на второй план. Возможно, отсюда следует вести ту трещину, которая возникла впоследствии между египетским и греческим Православием. 

В начале V века вспыхнула новая ересь - несторианство, по имени ересиарха Нестория, проповедовавшего, что Христос родился человеком, и лишь затем в него вошло Слово Божие. Как противоборство несторианству в Константинополе возникло религиозно-философское учение архимандрита Евтихия, согласно которому во Христе смешались две сущности, человеческая и божественная, при том, что божественная природа окончательно поглощает человеческую. Из борьбы с одной ересью родилась другая, впоследствии прозванная монофизитством. 

Третий Вселенский собор собрался в Эфесе в 431 году. На нём было задавлено несторианство. В 449 году в том же Эфесе собрался новый собор, на котором победили монофизиты. Однако уже через два года в Халкидоне собрался собор, назвавший предыдущий разбойничьим и строго осудивший учение Евтихия как ересь. Был выработан догмат "О двух естествах во едином лице Господа нашего Иисуса Христа". В нём говорится: "Последующее божественным Отцем, все единогласно поучаем исповедовати единого и тогожде Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенна в божестве и совершенна в человечестве; истинного Бога и истинного человека, тогожде из души и тела; единосущна Отцу по божеству, и единосущна тогожде нам по человечеству; по всему нам подобна, кроме греха; рождена прежде всех век от Отца по божеству, в последние же дни тогожде, ради нас и ради нашего спасения от Марии Девы Богородицы, по человечеству; единого и тогожде Христа, Сына, Господа, единородного, во двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого".

Халкидонский собор 451 года стал отправной точкой в истории разлада между египетской и греческой Церквями, поскольку египтяне оказались наиболее последовательными сторонниками учения Евтихия. Лишь через два столетия это учение получило наименование "монофизитство", что по-гречески означало "одна природа", при том, что сами монофизиты это слово не признают. Они утверждают, что всегда исповедовали две сущности Христа, лишь отдавая первенство божественной сути.

Во время паломничества по коптским монастырям мы имели множество бесед с настоятелями и монахами, и всякий раз беседа не могла миновать тему монофизитства. Чаще всего эту тему поднимали сами копты. И всякий раз они с сильным чувством принимались уверять нас в том, что греки исказили их убеждения, дабы отобрать первенство коптов в христианском мире. 

- Мы верим в обе сущности! Да и как можно иначе! - сверкая глазами, говорили наши собеседники.

Но как бы то ни было, а раскол осуществился, поскольку именно египетские христиане отказались полностью признать решения судьбоносного Халкидонского собора, и теперь, если они захотят вернуться в лоно общей Православной Церкви, от них следует ожидать главных шагов в сторону примирения. И Несторий, и Евтихий были анафематствованы, а потому христианам Египта нужно решительно отречься от какой-либо приверженности их учениям.

Копты

Первоиерархи египетской Церкви именуются папами. Вот почему, говоря "папа Иоанн-Павел" мы должны непременно уточнять: "папа римский". Поскольку есть ещё и папа египетский. Сегодня им является Его святейшество Шенуда III. 

Постхалкидонская история египетского христианства полна взлётов и падений, богата яркими и тёмными страницами. Египтяне показали и стойкость в борьбе с врагами Христовой веры, и упрямство в неприятии решений Халкидонского собора. В их среде даже выработалось особое понятие - "халкидонцы", которым они привыкли обозначать всех, кто не принадлежит к их египетскому вероисповеданию. И в большинстве случаев египетские папы играли роль раскольников, не согласных вступать в единую семью восточно-православных народов. Многие из них гордились своими родословными, восходящими к фараонам, и это лишь усугубляло общую гордыню египетских христиан.

Но при этом нельзя не восторгаться высотам духа, достигнутым египтянами в борьбе с завоевателями не христианами. Здесь они оставались тверды в вере и всегда традиционно готовы были идти на мученичество во имя Господне. 

В середине VII века Египет захватили зороастрийцы персы. Они разрушали храмы и монастыри. Египтяне почитают своего папу Вениамина I, сумевшего в непростых условиях персидской оккупации сохранить христианство. При нём же, в 640 году произошло новое завоевание Египта, на сей раз арабами, проявлявшими поначалу большую терпимость в отношении христиан. С этих пор и по сей день египетские христиане проживают внутри мусульманского арабского государства. Именно арабы присвоили им наименование, под которым христиане Египта известны теперь во всём мире - копты. Это слово - ни что иное, как арабское произношение слова "Египет", а именно - "qbt". А самому Египту арабы дали красивое наименование - "Дар-аль-Кибт", что значит "дом коптов". Впрочем, официально арабами утверждено иное название - Миср, ибо считается, что египтяне происходят непосредственно от библейского Мицраима. Любопытно, что и в средневековой Руси это название было известно. Египет также называли словом "Мисюрь". 

Долгое время копты не испытывали сильных гонений со стороны арабов, но при халифе Аль-Хакиме, правившем с 996 по 1020 годы, им пришлось не сладко. Собрав коптских епископов, халиф потребовал от них принятия ислама, а когда те отказались, подверг их пыткам. В пантеоне египетских святых появилось ещё несколько мучеников. Не добившись от коптов повиновения, Аль-Хаким издал ряд дискриминационных законов. Копты были изгнаны со всех руководящих постов. Исключение не было составлено даже для визиря Фада Ибн-Ибрагима. Коптам вменялось ходить исключительно в чёрных одеждах, а на груди носить тяжёлые деревянные кресты. Мусульманам отныне запрещалось работать в услужении у коптов и даже перевозить коптов на лодках. 

Египетский папа Захария по приказу Аль-Хакима был схвачен и брошен на растерзание голодным львам. Но львы не тронули Захарию, и он был отпущен, а впоследствии канонизирован. 

Впрочем, остальные правители династии Фатимидов терпимо относились к коптам. При них особо почитаемым был папа Авраам I. И всё же, коптов продолжали облагать большими налогами, а египетские папы не раз оказывались по разным причинам в заточении. 

Эпоха крестовых походов оказалась трагической как для мусульман, так и для коптов. Крестоносцы не затрудняли себя разбирательством, где последователи ислама, а где христиане. Для них все были на одно лицо. В Сирии и Палестине, в самом Иерусалиме тогдашние представители европейского сообщества без разбору убивали, грабили, насиловали как мусульман, так и христиан, причем, представителей куда более древнего христианства, чем они, европейцы. Ту же самую картину приходилось наблюдать и в Египте. Потрясающе, но христиане-копты искали защиту от христиан-европейцев у мусульман. И когда явился Салах-ад-Дин, сей воин ислама стал одновременно и защитником восточных христиан! До сих пор копты почитают его точно так же, как мусульмане.

С 1250 по 1517 год Египет находился под властью мамлюков, в основном имевших черкесское происхождение. Воины-рабы, выходцы с Кавказа, они возвысились при султанах, благодаря своим воинским качествам, захватили власть и почти триста лет правили Дар-аль-Кибтом. Необходимо учесть, что в те времена кавказские народы были христианскими. Вероятно, это сказалось и на том, что мамлюкский период истории Египта копты поминают добрым словом. При мамлюках-черкесах копты укрепились и возвысились, они почти не испытывали притеснений. 

Увы, мамлюкское государство, сумевшее отразить нашествие Тамерлана, пало под ударами Турции. В 1517 году султан Селим завоевал Египет, и начался османский период, отмеченный новыми гонениями на коптов. Этот период продолжался вплоть до прихода Наполеона в 1798 году. Особенно сильно отличились турки в Нубии, где после их правления христианство исчезло полностью. Количество налогов росло с каждым годом. Дошло до того, что копты, даже покидая своё жилище, вынуждены были платить налог! Особенно строгим в отношении коптов стал век XVIII. Египетские христиане подвергались самым разнообразным запретам. Например, им не только запрещалось носить одежду какого-либо цвета, кроме чёрного, но даже запрещено было носить одежду из шерсти или сукна. Копт не имел права ездить верхом. Резко ограничены были профессиональные возможности коптов. Постепенно им оставались лишь профессии уборщиков, мусорщиков, чернорабочих. Но всем этим лишь испытывалось терпение египетских христиан, их упорство в вере. 

Русский путешественник первой половины XVIII века Василий Григорович-Барский, описывая Египет, оставил такую запись о коптах: "Обретаются еще некие християне-еретики, именуеми Копти, сиесть обрезанци, иже и крестятся, и обрезуются, и многих прочих ересей держатся, и тих суть множество в Египте и церковь их обретается число не мало; имут же своего особнаго патриарха и себе с ним за православных бытии и патриарху своего достойно Александрийский престол держати мнят и проповедуют. Греческого же патриарху и всех купно с ним за неправославних бытии почитают". 

Наполеон отменил все запреты для коптов. Затем на смену французам пришёл албанец Мухаммед Али, который упразднил реальную власть мамлюков и турок в Египте, создав свою собственную династию, правившую вплоть до 1952 года. Мухаммед Али правил до 1849 года. С коптами он предпочитал дружить, и настолько привлёк их к себе, что они сделались его верными слугами. В 1824-28 годах египтяне участвовали в борьбе Турции против национально-освободительного движения греков. И копты были вовлечены в эту борьбу. Государь Александр Павлович отправил в Египет своего посла, который предложил египетскому папе Бутросу Эль-Гавли защиту против мусульман. Папа Бутрос на это ответил, что русский царь смертен, а Христос, под защитой которого копты пребывают вечно, бессмертен. Отвергнув опеку со стороны русского императора, копты заслужили ещё большую милость со стороны мусульманина-албанца, а когда в Наварринском сражении русскими кораблями был полностью уничтожен египетский флот, там гибли и копты. Стойкие в Христовой вере, они не могли справиться со своей гордыней в извечном соперничестве с греками!

Но Мухаммед Али оказался таким же смертным, как и русский царь. Ему на смену пришли новые владыки, которые стали вновь притеснять коптов. Саид-паша запретил им строить новые церкви, затем запретил ремонтировать старые, затем запретил коптам получать образование, повысил им налоги, ввёл среди них обязательную военную службу. Отказавшись от опеки со стороны православного русского государя, копты вскоре получили опеку со стороны Британии. Англичане, действуя, как и всюду, по своему любимому принципу "разделяй и властвуй", сделали всё возможное, чтобы как можно сильнее развести коптов и мусульман по разные стороны, сделать их врагами. 

Это привело к тому, что в середине ХХ века копты в среде мусульман вновь стали изгоями. В Каире им разрешалось работать только на переработке мусора, и даже та часть Каира, в которой в основном живут копты, получила название "Мусорный город". При Анваре Садате мусульманские экстремисты взялись за физичесткое уничтожение коптов, взрывая бомбы в церквях и в жилых помещениях. Египетского папу Шенуду Садат держал под домашним арестом, не разрешая ему никуда выезжать. В то же время, резко усилилась волна эмиграции - копты бежали из Египта в США, Канаду, Австралию, Европу. Лишь после смерти Садата положение коптов вновь стало улучшаться. Сейчас же и вовсе, по всем показателям, коптская община Египта находится на подъёме во всех отношениях - и в демографическом, и в экономическом, и во многих других. 

Копты сегодня

Красноречивым показателем является рост населения среди египетских христиан. В 1970 году на 34 миллиона египтян приходилось около 3 миллионов коптов, в 1990 году это соотношение было уже 5 из 50, а сейчас, по приблизительным сведениям, из 80 миллионов жителей Египта от 8 до 10 миллионов составляют копты. Это самый крупный христианский остров в огромном океане ислама. 

Официально копты считаются арабами-христианами. Сами они этого не признают, считая себя потомками древних египтян. Правда, разговаривают копты на арабском языке. Древний египетский, коптский язык используется ими лишь во время богослужений. 

Коптская церковь представляет собой причудливое смешение христианского храма и мечети. При входе сюда нужно разуваться, как когда входишь в мечеть. Коптские священники имеют на голове тюрбаны и шапочки, подобные тем, что носят мусульманские муллы. Само убранство церкви иногда сильно напоминает мечеть. И всё же, это христианский храм, с росписями на стенах, с иконами, с алтарём и прочими необходимыми атрибутами устройства христианского храма. Большинство коптских храмов находятся в превосходном состоянии, украшены мозаиками, керамикой, деревянной резьбой, искусно расшитыми бархатами, великолепными светильниками. По сравнению с тем, что было в начале 90-х годов, стало гораздо лучше, богаче, опрятнее, чище. Больше появилось новых икон, выполненных с огромным искусством.

Помню, как в 1990 году я познакомился в Каире с коптским художником-иконописцем Мохсеном Юсефом, побывал у него в гостях, видел его иконы, которые меня восхитили. В 2004 году я видел иконы Мохсена Юсефа в нескольких храмах. Больше всего - в детской церкви храма Святого Марка в Александрии. 

У нас много общего с коптами, и много различий. В храмах у них - деревянные скамьи, как у католиков. Впрочем, кажется, только в Русской Православной Церкви нет ещё сидячих мест, заполняющих всё пространство храма и напоминающих электричку или кинотеатр. Это у коптов - послабление. Зато есть вещи, которые строже, чем у нас. Например, Великий пост длится на неделю больше, охватывая и Масляную седмицу. 

Кроме нательного креста, как у нас, копты ставят ещё себе татуировку на запястье в виде креста. Нательный крест можно и снять, а вот татуировку с запястья - не снимешь! А некоторые особо рьяные христиане-копты украшают всё своё тело татуировками на христианские сюжеты. И если у нас это считается зазорным, то у коптов - нет. Когда человек в Египте приходит устраиваться на работу, его просят показать запястье. Есть татуировка в виде креста, значит - копт, и значит, ему нельзя занимать руководящие должности. Вот почему подавляющее большинство уборщиц в египетских гостиницах - коптки, а большинство мусорщиков - копты.

Незабываемым в 2004 году стало посещение Мусорного города в Каире. Это - огромный район египетской столицы, расположенный среди свалки. Всюду - запах помойки, дома утопают в мешках с мусором. Этот мусор здесь перерабатывается жителями. Автобус едет по грязным вонючим улочкам, и вдруг выскакивает на огромную площадь, и ты не веришь своим глазам - пред тобой распахивается величественный храм, высеченный в высокой скале. Впечатление необычное. Всюду высечены в камне фигуры Христа, Богородицы, апостолов, сцены из Евангелия. Храм выглядит как огромный амфитеатр, рассчитанный на несколько тысяч мест. Исполинские размеры храма, размах архитектурного сооружения, резьба и украшения в сочетании с неистребимым запахом помойки, пронизывающим всё и вся, производят фантастическое воздействие на восприятие. Нигде в мире нет ничего подобного!

Вот перечень основных праздников, которые отмечаются в течение года коптской Церковью. Семь старших праздников: Благовещение, Рождество Христово, Крещение Господне, Вербное Воскресение, Пасха Христова, Вознесение, Духов день. Семь младших праздников: Обрезание Господне, Сретенье, Бегство Святого Семейства в Египет (1 июня), Чудо в Кане Галилейской (12 января), Преображение Господне, Чистый Четверг, Антипасха или Неделя Святого Фомы. Кроме того, как уже было сказано, копты торжественно отмечают 11 сентября по новому стилю (29 августа по старому) - День Святых мучеников. Со времен персидского завоевания он носит персидское название - Навруз, то есть, Новый год. В нашей Церкви большим праздником, связанным с крестом Христовым, считается Крестовоздвижение. Копты столь же пышно отмечают ещё и Обретение креста и гвоздей Господних - в марте. 

Кстати, месяцы носят у коптов древнеегипетские наименования: январь - тобах, февраль - амшир, апрель - барамат, май - пасханс, июнь - башанс, июль - абиб, август - паони, сентябрь - мусра, октябрь - тут, декабрь - кьяхк. Только каждый месяц начинается на несколько дней раньше. Например, май (пасханс) начинается 21 апреля по-нашему. 

Из праздников, который нам не ведомы, копты отмечают день Явления Богородицы в Зейтуне - 24 барамата (2 апреля) - в память о чудесном явлении Божьей Матери в каирском районе Зейтун, когда Деву Марию видели многие люди в течение нескольких дней. На том месте стоит огромный храм с очень красивым образом Богородицы, написанным под куполом. 

Наконец, эта кратчайшая статья, бегло описывающая некоторые особенности коптской Церкви, подошла к главе, которой хотелось бы закончить -

Коптские иконы

Египтяне очень гордятся своими иконами. Они вообще считают, что искусство иконописи родилось в Египте, и любят в своих многочисленных проспектах сравнивать древнеегипетскую живопись с иконами, высчитывая сходства. И надо признать, это сходство присутствует. И не случайно, прекрасно зная образцы мировой изографии, копты остаются верны традициям собственного иконного письма, отличающегося первозданностью, которую одни назовут наивностью, а другие станут искать более глубокого смысла. Смысл сей, возможно, заключён в поучении Спасителя, говорившего: "Будьте как дети". Большинство коптских икон и написаны так, что создается впечатление, будто их написала детская рука. Или рука человека, не утратившего детские свойства души. В этом главное достоинство и главная отличительная особенность коптской иконописи.

В Египте с древнейших времен почитались лошади. Фараон в сиянии славы непременно должен был изображаться стоящим в коляске и управляющим упряжкой лошадей. Поскольку и бог солнца Ра объезжал небо на колеснице. Первое, что бросается в глаза при первоначальном изучении коптской иконописи - необычайное обилие икон, изображающих всадников. Такого количества святых, едущих верхом, в нашей изографии, пожалуй, нет. Начиная с самого Спасителя. Чаще всего, конечно же, встречается сюжет бегства Святого Семейства в Египет. Копты такие иконы называют "Вхождение Святого Семейства в Египет", поскольку и впрямь, если для нас это "эмиграция", то для них это "иммиграция". Мы, провожая Святое Семейство в изгнание, словно бы, расстаёмся с ним, а египтяне, напротив, радостно встречают. Для нас это расставание с Господом, для них - счастливое свидание. И Святое Семейство обязательно изображается так: Богородица с Младенцем едут верхом на осляти, за ними пешком бредёт Иосиф с посохом. Движение непременно справа налево, с востока на запад в общепринятом понимании, так, как восток и запад изображаются в географических атласах. Другая популярная икона - Вход Господень в Иерусалим. Снова Христос - всадник, и снова - на осляти. Только теперь он один и движется слева направо, с запада на восток. Он словно покинул Египет и движется навстречу своей казни и воскресению. 

Разумеется, среди всадников первенствует Святой Георгий. Его изображения отыщутся в любом коптском храме. Это святой, пострадавший на Востоке и родившийся в Малой Азии. К тому же, он был казнён извергом Диоклетианом, который истреблял египетских мучеников. Разумеется, Георгий всегда изображается на белом коне, топчущем змия, которого всадник уязвляет копьём. Нередко в арабских странах можно увидеть на крупе коня некоего странного маленького человечка, одетого по-мусульмански и держащего в руке не то кувшин, не то лампаду. А внизу возле змия встречаются изображения коронованной девы. С девой всё понятно, это дочь бейрутского царя, предназначенная в жертву змию и спасённая Святым Георгием. А что это за странный Алладин едет вместе с Георгием на коне? Изображать его - чисто арабская традиция. Она напоминает о чуде в Рамеле, когда некий сарацин, то бишь, араб, стрельнул в икону Святого Георгия из лука, после чего у него опухла и стала нестерпимо болеть рука, да так, что он умирал от боли. Христианский священник посоветовал сарацину на ночь возжечь перед иконой Святого Георгия лампаду, а утром помазать руку маслом из той лампады. Сарацин послушался, а когда рука чудесно исцелилась, уверовал во Христа. Другие сарацины за это предали его мученической смерти. Вот этот уверовавший сарацин, даже имени которого не дошло до нас, и изображается в арабском варианте иконы Святого Георгия. Следует признать, что символика такого изображения весьма хороша. Сарацин изображается рядом с Георгием как раз в тех пропорциях, в каких арабы-христиане присутствуют в мире в сравнении с остальным христианским человечеством!

Традицию изображения Святого Георгия египтяне также возводят к своей древности. Так же изображался египетский бог Хор, поражающий копьём крокодила, олицетворяющего мировое зло. В Александрийском музее даже есть одно изображение Святого Георгия, где вместо змия - вполне узнаваемый обитатель Нила.  

Другой излюбленный коптами всадник - Святой Меркурий, известный в арабском мире как Абу Сайфан. Он изображается верхом на вороном коне, топчущем варваров, коих Святой Меркурий поражает копьём. А кроме копья в руках у него два меча. Это весьма важный миг в житие Меркурия. Один меч - его собственный, а другой вручён ему в канун битвы ангелом небесным. Сей же ангел далее поведёт Меркурия к мученическому венцу. 

Третий коптский всадник - Святой Мина. Он изображается так же, как Святой Георгий - верхом на коне, с копьём, коим он пронзает поверженного дьявола. Разница в цветовой гамме. В отличие от белого коня и красного плаща, плащ на Мине синий, осыпанный золотыми крестиками, а конь - либо бурой, либо гнедой, либо даже игреневой масти. 

Подобным Святому Георгию изображается и Феодор Стратилат, также поразивший копьём змия возле города Евхаита. Мало того, в восточной традиции, как и на коне Георгия, на коне Феодора изображается маленький сарацин. Так же, как в икону Святого Георгия, самонадеянный араб стрелял из лука в икону Святого Феодора Стратилата, находившуюся в храме города Карсата, расположенного неподалёку от Дамаска. И все мусульмане, присутствовавшие при этом, скончались лютой смертью. Маленький сарацин на белом коне Феодора Стратилата олицетворяет собой арабов, которые со Святым, а не против него. Чаще всего конь под Святым Феодором на коптских иконах изображается белым, иногда - буланым или соловым. 

На белом же коне изображается и воин Василид, также пострадавший во времена гонений при императоре Диоклетиане. А вот Святой Виктор Стратилат едет на тёмно-гнедом коне. Этот святой особо почитается коптами, так как он - среди мучеников, пострадавших в Египте при Диоклетиане. Египтяне называют его Мар Боктор. Кроме того в коптских храмах можно встретить изображения святых всадников - Бейнама, Аполлона Египетского, Фиваммона Воина (Мар Бифама), Юлия Акфаси, Исидора Антиохийского и его отца Пантелеона, Искирона, и других. Даже на иконе, изображающей жертвоприношение Авраама, коптский художник способен изобразить в углу мирно пасущуюся лошадку. 

Есть у коптов одна странная икона, вызывающая удивление. На ней изображены двое святых с нимбами над головами, но с собачьими мордами, невольно напоминающими изображения египетского мрачного бога Анубиса, у которого голова шакала. Это коптские святые Ахравкас и Авгани, а на лицах у них - маски, которые они, дабы напугать врагов, надели во время битвы, сражаясь с язычниками вместе со Святым Меркурием Филопатром. 

Излюбленным сюжетом коптской иконописи, безусловно, является встреча Святого Антония и Святого Павла Фивейского. Такую икону вы встретите на каждом шагу - в монастыре, в храме или даже просто на улице в коптском квартале - в киоске или магазинчике. Коптский художник стремится вложить всё своё сердце в образы двух основателей монашества. Вот почему от иных изображений Антония и Павла невозможно оторвать глаз! Лики святых отражают всю детскую чистоту их душ, готовящихся вскоре предстать перед престолом Всевышнего. 

Копты стремятся доказать происхождение икон от знаменитых египетских файюмских портретов. Но разница между файюмскими образами и иконописными велика. Файюмский портрет создавался для того, чтобы при погребении накладывать его на лицо покойного, а потому он всегда лишён радости. В глазах людей, изображенных на файюмском портрете сквозит скорбь от расставания с земной жизнью. А вот икона всегда светится изнутри радостным сиянием, знанием того, что душа святого и праведного - бессмертна. Вот почему, глядя на файюмский портрет, мы грустим, думаем о погребении, тлении, исчезновении, а глядя на икону - о воскресении и вечной жизни. 

Взгляните на коптские благовещенские иконы - всё дышит радостным светом. Счастьем и умиротворением полны рождественские и сретенские образы. Особенно хороши у коптов иконы, изображающие крещение Господне. Христос светится, тело его олицетворяет совершенную чистоту. Иоанн Креститель взъерошен, волосы его развеваются от чрезвычайного воодушевления. Ангелы несут покрывала, дабе обтереть и облачить Господа. С небес спускается Дух Святый в виде голубя, такого же, как ворон, приносящий хлебец Павлу Фивейскому, только ворон чёрен, а голубь - белоснежен. И даже рыб в Иордане непременно изобразит художник-копт. Крупных таких рыбищ! Как и во всём раннехристианском мире, в Египте рыба долгое время олицетворяла собой Христа, заменяя до поры до времени крест. 

Нет душераздирающей скорби на коптских иконах, изображающих распятие. Позы печальны, а лица, всё же, светлы, в глазах уже лучится грядущее воскрешение. И особенно торжественны иконы, изображающие сей главный миг Евангелия - восстание Христа из мёртвых. 

Коптские иконы разнообразны. Есть среди них и более искусные, приближающиеся к северным школам иконописи. Но в основном это, всё же, изображения, подобные детским рисункам. И это подобие не в примитивности, как, скажем, у Нико Пиросмани или Анри Руссо, а в трогательной детской непосредственности восприятия веры. Эта непосредственность сказывается и в изображении животных. На коптских иконах кроме лошадей часто можно увидеть верблюдов, коз, овец. Второе, пешее, изображение Святого Мины - с двумя верблюдами, склонившимися к его ногам слева и справа. Ведь верблюд - животное сердитое, заносчивое и неприветливое. А тут эти два верблюда - всегда ласковые. А если коптский художник изобразит льва, то вместо львиной головы у него будет голова весёлого и добродушного дядьки, причем, усатого и бородатого, как на иконе Святого Матфея Горшечника работы иконписца Анастасия. А если изображается овца, то она непремнно будет улыбаться, как на иконе Богоявления работы мастера Ибрагима эль-Насеха, наиболее почитаемого египетского иконописца. 

Сюжеты коптской иконописи в основном такие же, как в нашей, за исключением изображений святых, почитаемых только в Египте. К сожалению, обособленность коптской Церкви на протяжении столетий воспрепятствовала знакомству её с Русской Православной Церковью. Кто знает, согласись тогда египетский папа Бутрос (Пётр) с предложением русского государя взять коптскую Церковь под особое покровительство России, и раскол между коптами и остальным православным миром, давно уж был бы преодолён. Кто знает, может быть, всё ещё впереди. 

В одном из коптских храмов я остановился перед иконой Святителя Николая Мирликийского Чудотворца. Молодой копт-прихожанин заговорил со мной и сказал: 

- Мы знаем, что Святой Николай является покровителем России. И мы молимся ему - да сохранит он вашу великую страну для всего христианского мира!

Движение колливадов

С утверждением турецкого господства на большей части территории Византии, духовная и культурная жизнь ромеев пришла в упадок. Византийское монашество, давшее жизнь стольким шедеврам богословской мысли и церковного искусства, постепенно отходило от идеалов исихазма. Угасание традиции исихазма привело к угасанию церковного искусства. Происходит искажение религиозного сознания у простого народа. К середине XVIII столетия, как реакция на сложившуюся ситуацию, на Афоне возникает движение по обновлению церковной жизни. Это движение было чрезвычайно разнообразным и многогранным, однако главной его целью было возвращение к святоотеческой традиции, а главным источником - традиция умного делания. Оно известно как "движение колливадов"...

I

Предпосылки возникновения движения

С переходом в четырнадцатом веке большей части Византийского государства под турецкое господство значительно ускорилось развитие кризисных явлений во многих областях духовной и культурной жизни ромеев. Византийское монашество, давшее жизнь стольким шедеврам богословской мысли и церковного искусства, постепенно отходило от идеалов исихазма. С середины XV века в Византии трудно найти богослова, уровень которого был бы сопоставим с уровнем Св. Григория Паламы (1296-1359) или Св. Николая Кавасилы (прибл. 1320-прибл. 1390). Можно назвать лишь Св. Максима Грека (1480-1556), но и тот занимался больше приложением богословия к жизни (споры между "стяжателями" и "нестяжателями"), чем чистым богословским творчеством.

Угасание традиции исихазма имело естественным последствием упадок церковного искусства. В XV-XVI веках еще создают свои шедевры иконописцы критской школы, на развитие которой, кстати говоря, турецкое господство не оказало существенного влияния, поскольку Крит только в 1669 году был захвачен турками, но затем - к концу XVI века - вырождается и ее традиция. Уже в работах самого выдающегося ее представителя - Феофана Критского (XVI в.) - можно наблюдать западные влияния. Более отчетливо они выражены у современного Феофану Франко Кастелано. И, наконец, отдельные влияния переходят в прямое отречение от своей духовной традиции в произведениях критского же художника Доминика Феотокопулоса (1541-1614), известного как Эль Греко.

Происходит искажение религиозного сознания у простого народа. Грекам приходится защищать свою религиозную и национальную самобытность перед угрозой омусульманивания и ассимиляции среди турок. Основным признаком национальной аутентичности становится православное вероисповедание. Вера оказывается национальным фактором и утрачивает в сознании греков свой вселенский характер. Как пишет о. Георгий Металлинос, "с XVII века усиленно распространяется "озападнивание" греческого богословия, которое выражается в виде утраты сознания вселенскости Православия и постепенного преобладания конфессионального менталитета". К этому добавляется также почти поголовная безграмотность и религиозная необразованность народа, которые стали следствием того, что система образования Византии с падением империи тоже была практически полностью разрушена. Также формы церковной жизни костенеют, приобретая самодостаточность и самоценность.

Между тем, несмотря на относительную изолированность греческих общин в условиях Османской империи, все большее влияние на их жизнь приобретает Запад. Греческая аристократия посылает своих детей за образованием в Италию. Благодаря этому высшие слои греческого общества постепенно отчуждаются от своей духовной традиции. Под значительное влияние Запада попадает и церковная жизнь. Богословие схоластизируется и во многом отходит от святоотеческих принципов. По замечанию о. Георгия Флоровского, последним догматическим произведением Восточной Церкви, более или менее лишенным влияния схоластики, было неофициальное письмо Константинопольского патриарха Иеремии II (1572-1579, 1580-1584, 1586-1595), написанное тюбингенским протестантским богословам в 1576 году в ответ на Аугсбургское Исповедание. Однако и здесь прослеживаются некоторые следы западного богословия. Так, например, указывается, что Православная Церковь содержит семь Таинств.

Засилье схоластики привело также к почти полному забвению богословского наследия, которое оставила паламитская эпоха. В этом смысле характерен пример догматических споров, возникших в период 1696-1699 годов в Яннине. Яннина в то время являлась фактической столицей Греции, ее духовным и культурным центром. Главными представителями спорящих сторон были преподаватели Яннинской греческой школы ученый иеромонах Виссарион Макрис, учившийся до этого в Яннине и Константинополе, и священник Георгий Сугдурис, прошедший обучение в Яннине, Венеции и Падуе. Первый имел также поддержку правящего Яннинского архиерея Климента Хиосского. Итак, первая сторона учила, что Божественная Сущность реально отличается от Божественной Энергии, как хлеб от камня. Другая же сторона настаивала, что это отличие не реальное, но мысленное: "to logo to oristko". Как можно заключить из всех документов, сопровождавших этот спор, обе стороны даже не подозревали, что подобные вопросы уже были подняты и решены в XIV веке Св. Григорием Паламой и его последователями. Партия Сугдуриса разделяла взгляды Варлаама и Акиндина, а партия Макриса стояла ближе к учению исихастов XIV века. Однако ее позиция тоже не совпадала полностью с паламизмом, если судить по тому, как ее сторонники различали Божественную Сущность и Энергию: подобно тому как различаются хлеб и камень. В таком случае можно подумать, что Божественная Энергия имеет независимое от Сущности бытие и может существовать отдельно от нее, что противоречит соответствующему православному учению. Примечательно, что когда вспыхнул спор, Макрис обратился за разрешением вопроса в Константинополь. Сугдурис, узнав об этом, тоже тут же отправил патриарху письмо со своим исповеданием веры. В результате он не только не был осужден, но, наоборот, получил благосклонный ответ. Когда в 1699 году Сугдурис повторно отослал в патриархию свою апологию, где он, хотя и говорил о различии Божественной Сущности и Энергии, но опять не в духе православного учения, ему вновь ответили почтением, признав правильность его учения.

В упадке находилось не только, так сказать, высокое богословие, но и образование народа вообще и клириков в частности. Вот что писали о Греции того времени западные путешественники: "Большинство наших механиков (Mechanics) более обучены и сведущи, чем греческие учителя и клирики". Также M. Pitton de Tournefort сообщает, что "греческие клирики были едва способны читать богослужебные книги. Что же касается понимания читаемого - оно было совершенно вне их".

Кризис поражает также монашескую жизнь. Свертывается общежительное монашество и вместо него практически повсеместно вводится особножительный устав.

Таким образом, к XVIII веку сложилась такая ситуация, что исследователи определяют это время как эпоху "рабства и духовного маразма".

Именно тогда - в середине XVIII столетия, - как реакция на сложившуюся ситуацию, на Афоне возникает движение по обновлению церковной жизни. Это движение было чрезвычайно разнообразным и многогранным, однако главной его целью было возвращение к святоотеческой традиции, а главным источником - традиция умного делания. Оно известно как "движение колливадов" (kinema ton kollybadon). Название "колливады", "колливисты" (kollybades, kollybistai) происходит от "колива" (ta kollyba), которое благословлялось во время поминовения усопших. Поскольку колливады отказывались совершать или участвовать в поминовении усопших по воскресным дням, но настаивали на том, что это следует делать только по субботам, им было дано это ироническое прозвище, которое, однако, вскоре стало почетным. Тогда же оно было для них причиной гонений и оскорблений. Также колливадов по понятной уже причине иногда называли "субботниками" (sabbatianoi).

Отношение к движению колливадов среди различных - главным образом греческих, больше всех уделивших внимание данному вопросу, - исследователей неоднозначно. Есть такие, которые считают его негативным явлением в развитии греческого общества в период перед освободительной революцией 1821 г.

Колливады для них представляются консерваторами, мракобесами, противниками всего прогрессивного, туркофилами и т.п. Такая точка зрения преобладала главным образом в прошлом среди исследователей, которым близки идеи Просвещения и западноевропейского гуманизма. Однако в последнее время, особенно в богословских кругах, отношение к движению колливадов изменилось. Его внутренние мотивы стали лучше видны, когда современная греческая богословская мысль открыла для себя богословие XIV века и традицию исихазма. Многие исследователи заметили прямую связь между исихастами четырнадцатого столетия и колливадами восемнадцатого. Таким образом, в данное время большинство исследователей сходятся на том, что движение сыграло важную положительную роль в духовной жизни как Греции, так и Православия вообще, и могут согласиться с мыслью епископа Амфилохия (Радовича), который говорит: "Филокалистическое движение, известное как "движение колливадов", является одним из наиболее выдающихся духовных явлений и одним из наиболее плодотворных движений в Православии времен Турецкого господства".

Теперь обратимся к истории возникновения этого движения и рассмотрим прецедент, благодаря которому оно началось.

II

История зарождения движения

1. Первая фаза колливадских споров: Вопрос о поминовении усопших

1.1. Прецедент

Согласно источникамх, прецедент возник в 1754 году, когда в ските Св. Анны было начато строительство нового центрального храма (Kiriakon). Расходы строительства покрывались главным образом за счет пожертвований "на поминовение", которые резко возросли, так что, по сведениям К. Влахоса, количество поминаемых имен достигло в тот период двенадцати тысяч. Поминовение усопших в ските, как и везде на Святой Горе, совершалось исключительно в субботние дни. Однако по субботам в Кариях - административном центре Афона - проводилась торговля в том числе и материалами, необходимыми для строительства. Таким образом, Святоаннинские монахи каждую субботу рано утром должны были покидать свой скит, чтобы успеть добраться до Карий, находившихся на достаточно большом расстоянии. Однако они не могли совершать положенных заупокойных служб, в связи с чем было принято решение перенести совершение поминовения усопших на воскресные дни.

Это нововведение вызвало недовольство и осуждение как со стороны монахов других монастырей и скитов, так самой Святой Анны. Св. Афанасий Париос (прибл. 1721-1813) рассказывает, что смущенные монахи решили обратиться за советом к духовнику скита Филофею Пелопоннесскому. Тот им ответил, что теперь нет возможности поступать иначе, но когда строительство закончится, поминание будет совершаться опять только по субботам. Тем не менее, он разрешил смущавшимся выходить из церкви, если поминовение совершали в воскресный или праздничный день. Когда же некоторые монахи, по его совету, начали во время пения панихиды выходить из храма, остававшиеся там стали негодовать на них за то, что они будто считают их еретиками и не хотят вместе с ними молиться.

1.2. Начало гонений

В это время в ските Святой Анны жил бывший Константинопольский патриарх Кирилл V (1748-1751, 1752-1757). Как известно, турецкая Порта очень часто - раз в два или три года меняла патриархов. Зачастую низложенные патриархи, равно как и другие епископы, поселялись в монастырях Святой Горы. Одним из них и был Кирилл. Это был выдающийся иерарх, который, находясь на кафедре, сделал очень многое оздоровления ситуации в Церкви, а также для противостояния латинской экспансии на Восток. Он также известен благодаря изданному им в 1755 году знаменитому Томосу о необходимости приема в Церковь латинян только через Крещение. Тем не менее, в истории колливадов он сыграл отрицательную роль.

Как пишет Св. Афанасий, патриарх Кирилл, узнав о раздоре, выразил возмущение: "Что это они болтают (tsamponikson) и выходят из храма? Я, когда был на престоле, постоянно давал разрешение и сам совершал поминовение усопших в воскресение". На что несогласные с нововведением отвечали: "Мы не хотим знать, что делают в Константинополе, потому что там все делают по-другому, чему нам, живущим в пустыне, следовать не обязательно, тем более если это нарушает церковные правила".

Скит Святой Анны подчинялся монастырю Великая Лавра. Руководство монастыря, по внушению экс-патриарха Кирилла, издало письмо, которое предписывало не допускать непокорных монахов ни в церковь, ни в келлии, ни даже на мельницу. Св. Афанасий передает сказанные по этому поводу слова одного из монахов, попавших под осуждение: "Кир Кирилл, не имея подходящих слов, чтобы защитить свое нововведение, воспользовался крыльями мельницы, надеясь с помощью голодной смерти подчинить тех, кто не подчинялся другим путем".

Св. Афанасий основную вину за гонения на монахов, отказывавшихся участвовать в поминовении усопших по воскресным дням, возлагает на экс-патриарха Кирилла, сравнивая его в его действиях даже с папой Римским. Вообще основные обвинения Св. Афанасия за все дальнейшие гонения на колливадов падают на патриархов, тогда как, например, Св. Никодим Святогорец не обвиняет ни одного из них, но лишь простых монахов. Более того, он пытается представить деятельность патриархов в положительном ключе. Так, например, отношение Св. Никодима к вопросу о дне поминовения усопших намного мягче, чем у Св. Афанасия. Он допускает поминовение как в субботу, так и в воскресение, говоря: "В Святой Христовой Церкви существует два вида управления: первый вид называется акривия, а второй - икономия и снисхождение". И далее пишет, что патриарх Софроний, чтобы прекратить возникшие на Афоне распри, применял второй вид, позволив совершать поминовение как в субботу, так и в воскресение.

Тем временем события развивались следующим образом. Осуждение колливадов (так теперь стали называть не согласившихся с нововведением монахов) было для них, как пишет Св. Афанасий, не злом, но благом, потому что теперь они могли спокойно уйти в любое другое место Святой Горы, сохранив при этом свою совесть спокойной. Монахи уходили кто куда мог. Первым ушел Иаков Пелопоннесский, который, как уже было сказано, и рассказал Св. Афанасию историю споров, как они возникли с самого начала.

Однако колливадов не оставили в покое. Вслед за ними в различные скиты и монастыри Св. Горы были посланы письма с уведомлением о том, что они осуждены Великой Лаврой. Св. Афанасий, в частности, приводит фрагмент из письма дикея Святой Анны дикею Нового Скита, находящегося по соседству со Святой Анной: "Примите к своему сведению, что наш монастырь (Великая Лавра - С.Г.) издал запрещение против такого-то, такого-то и многих других, как творящих возмущения и явивших себя неправомыслящими и проповедующими против веры. Настоящим уведомляем вас, чтобы вы не принимали их и изгоняли из своего скита. Также доносим до вашего сведения, что некоторые из таковых, которых следует изгнать, есть и у вас. И первый из них - это Христофор, монах старца Ефрема. Позаботьтесь также о том, чтобы проверить и выявить остальных. Если же вы не поступите так, как мы вам пишем, знайте, что впредь мы не будем вас принимать ни в нашем скиту, ни в наших каливах, ни на мельнице".

В Новом Ските все требования Святоаннинского дикея были выполнены: перебежчики были изгнаны, а вместе с ними некоторые из своих, как, например, иеромонах Христофор (1730 - нач. XIX в.) вместе со своим Старцем и прочими членами монашеской общины. Изгнанники поселились в Предтеченском ските Иверского монастыря. Некоторые также устроились в ските монастыря Ксенофонт. Однако живший там бывший Алеппский митрополит Геннадий, чтобы угодить патриарху Кириллу и, как пишет Святой Афанасий, "участвовать в его изысканных трапезах", воздвиг гонения против колливадов и там.

Вскоре по всей Святой Горе о колливадах разошлась такая слава, что, по замечанию Св. Афанасия, даже паромщик отказывался переправлять их на своем пароме. Колливадов, например, обвинили в том, что они "франкмасоны". Костас Сарделис сообщает, что был даже случай убийства кого-то из колливадов. При этом он, правда, не ссылается на источники. В исследованных нами документах ни о чем подобном не говорится, поэтому это сообщение, очевидно, является преувеличением, поскольку иначе убийство имело бы большой резонанс. Как замечает в своем Исповедании веры Св. Никодим Святогорец, "есть некоторые, которые, не зная, что означает слово "колливад", а также не понимая причин, по которым мы обвиняемся и бесчестимся, но только потому, что слышат, как другие называют нас колливадами, еретиками, злочестивыми и тому подобно, сразу же и сами начинают повторять эти оскорбления".

Тем не менее, на Святой Горе нашлось много и таких монахов, которые поддерживали изгнанных из Святой Анны и сами становились колливадами. Среди них можно назвать монашескую общину Скуртеев, с которой впоследствии будет иметь тесную духовную связь преподобный Никодим Святогорец (1749-1809). Главой общины был о. Парфений.

1.3. Действия колливадов по отмене нововведения

Тем временем изгнанные колливады решили собраться вместе, чтобы сообща принять план действия. Их собрание произошло в келлии о. Парфения Скуртея. Было решено написать исповедание веры, в котором изложить свое мнение по вопросам веры и литургической практики. Это исповедание было написано и подписано всеми присутствовавшими, а позже и теми, кто в тот момент отсутствовал. Оно было отослано в Константинополь вместе с Нифоном Хиосским (1736-1809). В это время в патриархии по своим делам находился некий Иоаким Григориат, имевший в патриарших кругах определенное влияние. Он несколько лет прожил в ските Святой Анны и был в курсе всех последних событий. Все действия агиоаннитов были представлены им в выгодном для последних свете, а потому и письмо колливадов не имело того действия, которое от него ожидали.

Кроме того, занимавший тогда патриаршую кафедру Феодосий ІІ (1769-1773) был по своей натуре конформистом и опасался любого противостояния в церковной среде. Им было издано синодальное письмо, подписанное также Иерусалимским патриархом Софронием (позже Константинопольским патриархом (1774-1780)), где говорилось, что "совершающие поминовение усопших в субботу хорошо творят, как хранящие древнюю традицию Церкви; те же, которые <делают это> в воскресение - не подлежат осуждению". Письмо также снимало запрещение, наложенное на колливадов Великой Лаврой. Это было примирительное послание, однако своей цели - примирения - оно не достигло. Св. Афанасий пишет, что когда Нифон взял это письмо и прочитал, тут же вернул его назад и сказал, что не этого ожидали его собратья монахи. Потом ему, конечно, пришлось взять его.

После издания письма противники колливадов не изменили своего отношения к ним. Также сами колливады не соглашались с тем, что "совершающие поминовение в воскресение не подлежат осуждению". Видя безрезультатность своего письма, патриарх 10 июня следующего - 1773 - года издал новое письмо, в котором спорящие стороны призывались к миру, к тому, чтобы оставить взаимные обвинения и дать покой остальным монахам. Здесь, как и в предыдущем письме, совершение поминовения по субботам не осуждалось. Со своей стороны колливады, видя нерешительность Феодосия, составили еще одно письмо патриарху, которое вскорости было отослано с Иаковом Пелопоннесским. Здесь была выражена настойчивая просьба запретить монахам скита Святой Анны совершать поминовение усопших по воскресениям.

Тем временем на патриарший престол во второй раз взошел Самуил Хандзерuс (1773-1774), которого Св. Афанасий характеризует как "мужа мудрейшего", что для Св. Афанасия весьма необычно. В 1773 году новый патриарх издал синодальное письмо, в котором было определено, чтобы "подвизающиеся в келлиях и скитах неукоснительно соблюдали чин и обычай поминовения того монастыря, куда они ходят для участия в Литургии и которому подчиняются". Это был очень удачный способ поддержать колливадов: не напрямую, но косвенно, - чтобы особенно не раздражать их противников. Этим письмом косвенным образом предписывалось совершать поминовение усопших только по субботам, потому что во всех монастырях Св. Горы, в том числе и в Великой Лавре, которой подчинялся скит Св. Анны, действовал именно такой устав.

Колливады приняли это решение с воодушевлением. Однако их гонители из скита Св. Анны не согласились подчиниться патриарху. Как пишет Св. Афанасий, они обвинили патриарха в том, что он безбожник, а потому как можно подчиниться такому патриарху? Подобные обвинения выдвигали бывший Алеппский митрополит Геннадий, которого Св. Афанасий называет "поварешкой" (huliara), и Виссарион из Рапсаны (ум. 1823 г.), которого тот же Св. Афанасий называет "помешанным" (manicos). Агиоанниты дважды ездили в Константинополь с ходатайством о том, чтобы это решение было отменено.

1.4. Кутлумусийский собор и осуждение колливадов

В 1774 году антиколливадами в монастыре Кутлумусиу был созван собор, на котором председательствовал бывший патриарх Константинопольский Кирилл V и бывший патриарх Александрийский Матфей (1746-1766). Присутствовало также около десяти митрополитов, покинувших свои кафедры и теперь живших на Святой Горе, и свыше двухсот монахов. На собор были приглашены и колливады, "чтобы был испытан выбор обеих сторон". Однако для колливадов было очевидно, что собор не имел целью обсуждение проблемы, но их собственное осуждение; они видели себя уже заранее приговоренными и поэтому отказались явиться.

Собор решил обратиться к патриарху в Константинополь, куда был послан монах Виссарион. Результатом поездки стало осуждение колливадов Синодом Вселенской Патриархии, на котором председательствовал новоизбранный патриарх Софроний II (1774-1780). Под синодальным решением подписался также патриарх Иерусалимский Аврамий (1775-1787). Решение (Thespisma) датировано 9 июня 1776 г. В нем, в частности, говорится: "…несколько лет назад смущение и замешательство охватили Церковь и Христоименитый … народ Божий и смутили всякий чин священнослужителей, монахов и мирян через некоторых самонадеянных.., чьи предводители и такового нововведения первозачинатели и творцы суть Злоафанасий (Kakoathanasios) Париос, Злоиаков (Kakoiakobos) Пелопонесский, Агапий Кипрский и Христофор..." Далее говорится, что все обязываются совершать поминовение как в субботу, так и в воскресение и другие дни недели. Затем следует: "Те, кто, согласно с Церковью и настоящим синодальным постановлением, и мыслят и действуют, беспрекословно совершая поминовение православных и в субботу, и в воскресение, и в другие дни недели, таковые да будут прощены от Бога и Господа Вседержителя… Первозачинатели же, предводители и создатели такового злочестия: Злоафанасий Париос, Злоиаков Пелопонесский, Злоагапий Кипрский… - извергаются Богом и Господом Вседержителем и обнажаются всякой Божественной благодати и священнодействия…"

Примечательно, что еще за два года до этого - в 1774 году - патриарх Софроний, будучи тогда на Иерусалимской кафедре, занимал другую позицию, которую Св. Никодим в своем Исповедании приводит даже как доказательство правоты колливадов. Он пишет, что правоту колливадов "удостоверяет также Церковь Иерусалима, потому что она, в патриаршение покойного Софрония, согласилась с вышеупомянутыми патриаршими и синодальными письмами Великой Церкви Константинополя, изданными в патриаршение Феодосия и Самуила. Оба эти письма подписал также кир Софроний, будучи тогда патриархом Иерусалимским. И не только подписал, но и написал особое письмо, в котором подтвердил указанное письмо кир Самуила: будучи спрошенным от бывшего митрополита Лакедемонии кир Феофана, подвизавшегося в Новом Ските, когда должно быть совершено поминовение усопшего старца Хаджи-Мелетия, в субботу или в воскресенье, он ответил ему письмом, что на этот счет Церковь определила скитам и келлиям следовать порядку монастырей".

Св. Афанасий считал синодальное решение 1776 года незаконным, потому что перед его изданием в Константинополь не были приглашены сами обвиняемые. Он сообщает, что, как слышал, на соборе нашелся лишь один мирянин по фамилии Хадзисланис - зять одного из присутствовавших архиереев, - который предложил услышать сторону обвиняемых, однако его никто не послушался. Далее Св. Афанасий говорит, что собор обвинил колливадов в том, в чем они не были виноваты. А именно, будто они учили, что не следует творить поминовение усопших в воскресенье и что творящие такое поминовение находятся под анафемой. Св. Афанасий говорит, что первое обвинение справедливо, но второе является чистой клеветой.

1.5. Колливады оставляют Афон

Колливады между тем не подчинились ни синодальному решению 1776 года, ни тем более Кутлумусийскому собору, и по-прежнему отказывались совершать поминовение по воскресеньям. Так, например, когда умер бывший патриарх Александрийский Матфей, Св. Макарий Нотарас (1731-1805) был приглашен в монастырь Кутлумусиу на поминовение, которое было назначено на воскресный день. Он отказался, ответив запиской: "Зачем вы предпочитаете совершение поминовения в воскресение, опуская другие дни недели и нарушая определения и уставы Церкви, запрещающие это? Я никогда не совершал и не буду совершать поминовение усопших по воскресениям." Очевидно, что данное приглашение Св. Макарию носило провокационный характер. У кутлумусианитов не было нужды совершать поминовение в воскресение - это было сделано намеренно. Также они знали о колливадских настроениях Св. Макария. Последний принял вызов и ответил на него приведенной выше запиской. Он знал, что за этим последует, и поэтому, как сообщает Св. Афанасий Париос, "удалился на Хиос, боясь, чтобы и самому не испытать чего злого от клеветников. Там (на Хиосе - С.Г.) он получает от Святейшего (тогда патриарший трон занимал Прокопий (1785-1789) - С.Г.) письмо, полное негодования, гнева и угроз. Св. Макарий ответил, говоря: "Твои угрозы и устрашения не творят исправления дела, и я готов претерпеть все, что решит твое святейшество…"

Тем временем осужденный Св. Афанасий уехал со Святой Горы и остановился в Фессалониках, приняв должность ректора единственной в городе греческой школы "Эллиномусион". Он не прекращал поддерживать связи с колливадами, оставшимися на Св. Горе, и особенно со Св. Никодимом Святогорцем. Он добивался, чтобы дело о колливадах было пересмотрено. С этой целью он едет в Константинополь, где доказывает как свою собственную невиновность, так и безосновательность всех обвинений, возводимых против колливадов. Однако осуждение - и только с него, но не с прочих двоих (Иакова Пелопонесского и Агапия Кипрского) - было снято лишь в 1781 году, когда Константинопольскую кафедру занял Гавриил IV (1780-1785).

Вместе со Св. Афанасием Афон постепенно покинули и остальные колливады, чем была открыта новая страница в истории движения, когда идеям колливадов предстояло распространиться по всей Греции. На Афоне же тем временем антиколливады одержали победу, и волнения на некоторый период утихли.

2. Вторая фаза колливадских споров: Вопрос о частом причащении

С новой силой, хотя и без прежней остроты, они вспыхнули в начале девятнадцатого века, и главной их причиной стал вопрос о частом причащении Таин Христовых. Наиболее значимым представителем колливадов на Святой Горе в это время был Св. Никодим Святогорец.

Повод к возникновению споров возник в 1804 году, когда было незаконно вскрыто и искажено письмо Св. Никодима к духовнику Святой Горы иеромонаху Иерофею, касавшееся вопроса о частом причащении. Это послужило поводом к новым возмущениям, направленным против колливадов и, главным образом, самого Св. Никодима, который, в отличие от первых колливадов, имел на Афоне уже и славу и авторитет. Чтобы прекратить волнения, в Кариях 19 мая 1807 года был созван собор из представителей всех двадцати монастырей Святой Горы, который благосклонно отнесся к колливадам и осудил их новых наветчиков. 13 июня 1807 г. Св. Никодим предложил на рассмотрение Св. Кинота Св. Горы свое Исповедание Веры, где по порядку опровергал все обвинения, выдвинутые против него.

Однако ситуация изменилась, когда в 1808 году на патриарший престол во второй раз взошел Калинник (1808-1809) - ревностный борец с колливадами. Он сразу же издал письмо, снимавшее с иеромонаха Иерофея обязанности духовника Святой Горы. Это письмо опубликовано И. И. Соколовым: "… так как один иеромонах из шайки (simmoreas) колливадов, который достиг и предшественником Его Святейшества (то есть Калинника - С.Г.) был определен духовником Кинота Св. Горы - его же имя Иерофей, - возрождает некогда возникшее коварномыслие и спор о коливе и Святом Причащении, осужденные Синодальным Томосом, и позволяет приходящим к нему ради исповеди часто причащаться Пречистых Таинств без удовлетворения (sic!) и исповеди, пусть <монахи Св. Горы> сбросят (apobalosi) с себя его духовное руководство и изберут другого испытанного, достойного и безукоризненного и представят его Церкви, чтобы его избрание было подтверждено церковно…" Св. Никодим, тем не менее, от смены церковной власти особо не пострадал.

Противостояние на Афоне ослабилось лишь в третье патриаршение Св. Григория V (1818-1821). Тогда, в августе 1818 г., было издано патриаршее письмо, поддержавшее колливадов и попытавшееся примирить враждующие стороны. Сходные патриаршие послания были изданы также патриархами Григорием VI (1835-1840) (в феврале 1836 года и в марте того же года) и Анфимом VI (1845-1848) (в ноябре 1846 г.).

Таким образом, противостояние колливадов и их противников на Святой Горе к концу первой четверти девятнадцатого столетия значительно ослабилось, а к середине века практически полностью исчезло. Движение переметнулось на континентальную Грецию и главным образом острова Эгейского моря.

Такова была историческая канва зарождения и развития движения колливадов.

При оценке движения колливадов необходимо избегать по крайней мере трех ошибок. Во-первых, считать, что это движение ограничилось лишь спорами о дне совершения поминовения усопших или о том, насколько часто нужно причащаться. На самом деле оно переросло обе эти проблемы и превратилось во всеохватывающее движение за всеобщее обновление духовной жизни и возвращение к подлинно святоотеческим традициям. Спор о поминовении был лишь предлогом, отправной точкой к обновлению духовной жизни вообще, а также монашества, богословия и даже церковного пения. Так, например, недавно в библиотеке "колливадского" монастыря на острове Скиафос были обнаружены рукописи с записями "колливадской" богослужебной музыки.

Это движение было по своей природе не "протестантским", то есть таким, что только обличало пороки современности, но положительным, показавшим и достигшим вершин подлинной православной духовности. Вообще, полемический элемент был второстепенным в движении - главной его задачей было раскрыть и воплотить в жизнь сокровища святоотеческой духовности. Именно поэтому главной книгой, порожденной движением, стало не Исповедание веры или Delosis tis en Agio Orei tarahon alefeias, но Добротолюбие.

Как пишет епископ Амфилохий Радович: "Нет никакого сомнения, что Добротолюбие, как обожения орган, как справедливо назвал его преподобный Никодим Святогорец, является корнем и подлинным непосредственным или косвенным источником почти всех настоящих духовных всплесков и богословских течений в Православии с конца XVIII века до сего дня. Поэтому это духовное движение (колливадов) не может быть ограничено и отождествлено со спором "о поминовении" или "коливе", как, к сожалению, очень часто происходит" и поэтому, кстати говоря, наиболее подходящим названием для нашего движения, по мнению того же автора, является "Филокалистическое возрождение" или "Филокалистическое движение".

Второй ошибкой было бы считать движение колливадов неким видом "секты" в Православии. На самом деле ему был чужд дух сектантства. Более того, одной из его целей было возвращение к подлинной вселенскости и кафоличности церковного сознания, выхода из замкнутости и самодостаточности, которыми жила в то время Греческая Церковь.

И, наконец, третьей ошибкой было бы видеть в движении только положительную сторону и не замечать его отрицательных сторон. Нельзя идеализировать всех колливадов, считать, что все они жили духом Добротолюбия. Среди них было достаточно людей случайных, а также фанатиков-нигилистов, для которых чуждой оставалась другая - не-полемическая, филокалистическая сторона движения.

Движение было явлением живым, а потому разноплановым, не сводимым к какой-нибудь одной - положительной или отрицательной - категории, со множеством течений, порою направленных в противоположные стороны. Были в нем и темные стороны, был и фанатизм, но общий его вектор, вне всякого сомнения, оставался направленным в сторону глубокого и всестороннего оживления церковной жизни.

Список литературы

1. Сергей Говорун, кандидат богословия. Движение колливадов

2. Соколов, И., Константинопольская Церковь в XIX веке, СПб., 1904.

3. Успенский, П., История Афона, ч. III, т. II, СПб., 1892.

Двуединая богочеловеческая природа иконы

Христианское учение о бытии — онтология — основано на утверждении двуединой природы бытия: оно включает в себя два тварных мира: видимый и невидимый. По святоотеческому учению, вначале Господь сотворил мир невидимый (в Священном Писании — небо) и затем — видимый (землю). В истории религиозной мысли и богословия постоянно стояла проблема определения характера взаимосвязи между двумя мирами; попытки ее решения многочисленны, а амплитуда колебаний в ответах исключительно широка: от деизма, признающего Бога как Творца, но устраняющего Его из мира и отрицающего действие Промысла Божиего в мире, до пантеизма, "растворяющего" Бога в Его творении. И деизм, и пантеизм — это попытки (противоположные по своему характеру) рассудочного решения проблемы, ибо для них наличие двух миров — противоречие. Православная мысль говорит не о противостоянии двух миров, а об их двуедином со-бытии.

Изначально мир был предельно онтологичен, он представлял собой двуединство небесного и земного.(1) Божественное беспрепятственно "входило" в человеческое, и в раю Адам непосредственно общался с Богом. Грехопадение как бы раскалывает единое тварное бытие на два мира: земной и небесный, видимый и невидимый. Бытие теряет для человека двуединство, между человеком и Богом вырастает преграда, стена греховности (некоторые раннехристианские писатели называют ее "медной"). Основанием для примирения двух миров в онтологическом плане становится Боговоплощение. Сын Божий, Образ Бога невидимого, воплотившись и вочеловечившись, становится богочеловеческим видимым Образом и разрушает преграду, воздвигнутую грехопадением прародителей. Согласно апостолу Павлу, это произошло по доброму произволению Бога Отца: ''...Благоугодно было Отцу, чтобы в Нем (Христе) обитала всякая полнота и чтобы посредством его примирить с Собою все, оумиротворив через Него, кровию креста Его, и земное и небесное'' (Кол.1:19-20). В другом Послании апостол Павел пишет, что Бог послал Сына Своего ''дабы все небесное и земное соединить под главою Христом''(Еф.1:10). Сын Божий, Богочеловек и Посредник (1Тим.2:5) "примиряет", "умиряет" и "соединяет" в онтологическое единство видимое и невидимое, Царство Небесное и мир сей.

Прп. Максим Исповедник объясняет единство двух миров через следующую аналогию: "Мир умопостигаемый находится в чувственном, как душа в теле, а чувственный мир соединен с умопостигаемым, как тело соединено с душой. И един мир, состоящий из них обоих, как один человек, состоящий из души и тела. Каждый из этих миров, сращенных в единении, не отвергает и не отрицает другого по закону [Творца], соединившего их... Сообразно этому родству [осуществляется] всеобщий и единый способ незримого и неведомого присутствия в сущих всесодержащей Причины, разнообразно наличествующей во всех и делающей их несмешанными и нераздельными как в самих себе, так и относительно друг друга, показывая, что эти сущие, согласно единообразующей связи, принадлежат скорее друг другу, нежели самим себе". Отметим употребление прп. Максимом терминологии Халкидонского Собора для выражения характера взаимосвязи между видимым и невидимым мирами: они соединены "несмешанно" и "нераздельно", и эта связь будет расторгнута только в конце веков.

Восстановленное Христом двуединство бытия открывает возможность познавать непознаваемого Бога. Такое познание может быть только онтологичным, т.е. "включенным" в двуединое бытие. Познание Бога невозможно для человека, пребывающего вне Бога. Св. Дионисий Ареопагит пишет: "...Божественное надлежит постигать не нашими силами, но полным самих себя из самих себя исступлением и в Божиих обращением. Лучше ведь быть Божиими, чем своими, ибо кто окажется с Богом, тому и будет дано Божественное".

Христианское понимание истины коренным образом отличается от всех остальных, как философских, так и богословских, теорий познания. ''Аз есмь Путь и Истина и Живот'', — свидетельствует о Себе Христос (Ин.14:6). Знаменитый вопрос Пилата (Ин.18:38) был неверно сформулирован и поставлен. Следует спрашивать не "что есть истина", а "Кто есть Истина?" И ответ на этот вопрос может быть только один: Истина есть Триипостасный Бог. Иисус Христос есть воплощенная, первая и последняя абсолютная Истина с большой буквы, явленная миру как откровение. Познание Истины начинается с веры во Христа, с жизни во Христе, это познание опытное, бытийное. Это путь ко Христу, завершающийся вечной жизнью со Христом. Оно исключает деление на субъект и объект познания. Чем ближе человек стоит к Богу, тем в большей мере он способен познавать Всевышнего. Вера есть вхождение человека в двуединое богочеловеческое бытие, осознание и признание себя частью не только видимого, но и невидимого мира. ''Никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною'', — свидетельствует Иисус Христос (Ин. 14:6). Но для того, чтобы прийти к Отцу через Христа, — мало признать истинным Христово учение. Слова Спасителя требуют конкретных дел, поступков, свидетельствующих о принятии на себя ига Его заповедей. Богопознание предполагает личный подвиг. Познать Истину можно только подражая Христу всей своей жизнью (1 Кор.4:14;Фил3:17;Еф,561)

Взаимопроницаемость двух миров для каждого человека меняется в зависимости от силы веры, от напряженности религиозного подвига, от достигнутой меры святости. Чем больше усилий прилагает человек в своем восхождении к Богу, тем сильнее действует идущая ему навстречу благодать. Благодаря подвигу, личность раскрывается для воздействия на нее благодатных энергий и, преображенная, она становится способной созерцать мир невидимый. Христианский подвиг открывает у человека "умные очи сердца", делает его духовно зрячим. Вслед за другими св. Отцами прп. Максим Исповедник выделяет два "чина" боголюбцев: деятельного и умозрительного склада. Первые восходят к постижению невидимого через очищение духовного зрения и созерцание "символических образов"; вторые — "преуспевшие" — предварительно проделав вышеуказанный путь, идут в обратном направлении: узревая "логосы чувственных вещей, тщательно очищенные в Духе от материи", они через невидимое познают видимое во всей его полноте и двуединстве с запредельным, Божественным . Но и те, и другие познают онтологичное единство мира через Господа Исуса Христа, ибо Он есть и Логос, и Образ, и Богочеловек. И Он свят. Подвижник же, достигший святости, становится живым свидетелем мира невидимого в этом мире, свидетелем дарованной Христом взаимопроницаемости друг для друга двух миров и потенциальной открытости невидимого мира для каждого человека.

Бытие есть богочеловеческое двуединство. Это утверждение помогает глубже понять богословие иконы Православной Церкви и иконопочитание. Онтологичность иконы состоит в том, что икона есть бытийное откровение Первообраза; икона не только изображает в линиях и красках высшую сверхчувственную реальность, но являет ее.(2) Иконообраз есть видимое свидетельство о невидимом. Но такое свидетельство могут дать только святые, которые, по выражению о. Павла Флоренского, "совмещают в себе жизнь здешнюю и жизнь тамошнюю". Только святые имеют реальный духовный опыт пребывания в мире невидимом, опыт вйдения его, наконец, опыт видения. На иконе происходит "оплотянение" (от слова "плоть") первообразов, но "онтологическое соприкосновение" с ними доступно лишь святости. Поэтому Св. Отцы являются творцами икон и в том смысле, что они по своей жизни во Христе суть "живые иконы" — отобразы Первообраза, и в том смысле, что они имеют реальный опыт вйдения того, что изображают иконописцы, причастности к нему. Святые Отцы описывают в образах то, что они видели "без-убраз-но", а следовательно, могут предписывать иконописцам, как надо изображать нечто такое, чего сами иконописцы не видели (или видели немногие из них).

Онтологичное двуединство, бытийственность иконообраза особенно ярко и наглядно проявляются в том, что он пребывает на границе двух миров и сам является этой границей. Как материальный предмет, к которому можно приложиться, — она в этом мире; как невидимое присутствие Первообраза, как оплотянение сверхчувственной реальности, благодатно являющей Божественную сущность — она в мире ином. Бытийное двуединство иконы — это подвижное равновесие, которое может быть легко нарушено. "Когда хотя бы тончайший зазор, — пишет о. Павел Флоренский, — онтологически отщепил икону от самого святого, он скрывается от нас в недоступную область, а икона делается вещью среди других вещей". Грех "отслаивает", по его выражению, земное от небесного. Онтологическое "отслоение", "расщепление" иконообраза может произойти по разным причинам: или по вине иконописца, из-за недостаточной технической подготовленности, из-за отсутствия молитвенного горения во время написания иконы и стремления вобрать в себя духовный опыт Св. Отцов и святых иконописцев-предшественников; или по вине человека, приходящего к иконе, ибо икона предназначена не для зрителя (как картина в музее), а для созерцателя, не для рассматривания и любования, а для молитвы, Богообщения. Как от иконописца, так и от всякого человека, обращающего свои взоры к иконе, она требует веры и чистоты, — не нравственной только, но онтологичной. Увидеть иконообраз во всей его глубине может только "духовное око веры", воспринять духовную невидимую реальность, сокрытую в иконе и вместе с тем открываемую ей, могут только "мысленные очи сердца". Не человек (будь то философ, историк или теоретик искусства) предъявляет требования к иконе, а икона к человеку. И она сама является ему как откровение иного мира в меру достигнутой человеком внутренней чистоты и готовности к подвигу веры и святости. Возможность познания мира невидимого посредством иконы существует лишь в плане "опытного", онтологичного познания, в котором познание не выделяет себя из бытия, а гносеология — из онтологии.

Видимый мир, как богочеловеческое двуединство, наглядно являет величие своего Творца и духовную идею будущего века. Иконопись же еще более очищает мир видимый от всего, привнесенного в него грехом, и являет в предельно чистом виде (насколько это возможно для мира сего) Царство Небесное, когда ''будет Бог всяческая во всех'' (1Кор.15:28). Поэтому для о. Павла Флоренского иконопись — это "наглядная онтология". Онтологическое понимание мира и иконописи неразрывно связаны. Если в одном смысле иконопись есть наглядная онтология, т.е. вторична по отношению к учению о бытии, то в другом смысле вторичной может стать онтология: "Не есть ли... сама онтология только теоретическая формулировка иконописи?" — делает парадоксальное предположение Флоренский.

Итак, двуединство бытия — это взаимодействие, синергия земного и небесного, видимого и невидимого, временного и вечного; это их нераздельное и неслиянное со-бытий и реальное проявление и присутствие второго в первом через Божию благодать, через Божественные энергии. Мыслимый материалистически и натуралистически видимый мир обречен на "дурную бесконечность" в пространстве и времени или на гибель. Трактуемый же как двуединство, мир обретает особую сверхприродную ценность: в нем открывается его божественное призвание и предназначение. Мир в этом случае предстает и раскрывается пред человеком иконично, иконообразно. Бог сотворил мир Словом: ''Вся Тем быша, и без Него ничто же бысть, еже бысть'' (Ин.1:3). Но Сын Божий — не только Слово, но и Образ Отца, поэтому печать божественного Образа лежит на всем видимом. Мир иконичен в четырех планах: во-первых, он — иконообраз Первообраза, через него человеку дается откровение о Творце; во-вторых, мир есть иконообраз утерянного прародителями рая, — нарушенная грехопадением гармония природы продолжает напоминать человеку о своей первозданной красоте и былом совершенстве; в-третьих, мир — это затемненная грехом икона грядущего века, преображенного космоса, ожидаемых "нового неба и новой земли" (2Петр3:13); наконец, в-четвертых, мир является соборным иконообразом, он иконичен в своих конкретных проявлениях, поскольку видимые вещи суть иконы невидимых мыслеобразов, прообразов, исходящих из своего источника Первообраза как Его отобразы и восходящих к Нему в стремлении воссоединиться с Ним, — "да будет Бог все во всем", по словам апостола Павла (1Кор.15:28).

Двуединство бытия — это также со-бытий Божественного и человеческого в личности христианина: ''Царствие Божие внутрь вас есть'' (Лк.17: 21). Двуединство личностного бытия основывается на сотворенности человека по образу и подобию Божию. Первое — онтологический дар от Бога, второе — святость как возможность, способность к духовному совершенствованию и выявлению в себе полноты образа Божия, онтологического "примирения" и "соединения" в себе двух миров — земного и небесного.

Онтологичность учения о бытии состоит в том, что это учение дано человеку как Божественное Откровение, оно явлено как истина, и его не надо искать. Христианское учение о бытии признается и принимается в качестве высшей истины актом веры.

Двуединство (онтологичность) познания — в том, что оно выступает частью бытия. Онтологичное познание — это не отвлеченная теоретическая деятельность разумного субъекта, направленная на объект, а преображение бытия человека, всех его телесных, душевных и духовных сил и самого его познающего разума. В этом преображении "верующий ум" становится "причастным" всему Божественному и потому способным познавать. Во Христе Истина и Первообраз совпадают, и потому онтологичное познание, которое во всей полноте доступно лишь святым, является познанием иконичным, это вйдение первообразов, прообразов невидимого мира.

Между Богом и сотворенным миром, между двумя мирами — видимым и невидимым — существуют настолько глубокие различия, что непосредственное соприкосновение между ними невозможно. Явление Божественной Сущности во всей чистоте, силе и славе означало бы полное разрушение видимой эмпирической реальности. Иконообраз приглушает силу явления Божественного в человеческом, нетварного в тварном. Только "образно-иконично" Божественное может явить себя человеку в этом мире. Иконообраз — необходимое условие возможности Боговедения и Богообщения. Сама Божественная энергия являет себя через иконообраз, нисходит к человеку, чтобы затем возвести его к Первообразу; такое познание есть дарованная от Бога благодать антиномичного познания непознаваемого, видения невидимого.

Двуединство иконообраза в бытийном плане — это разрушение преграды между видимым и невидимым, между Богом и человеком, это реальное богочеловеческое свидетельство "соединения" земного и небесного Господом Иисусом Христом (если это икона Спасителя), и человеком (если это икона святого). В плане гносеологии (как составной части онтологии) иконообраз — это не субъективно-психологическое или ассоциативно-сенсуалистическое, а невербальное, внепонятийное, но реальное постижение непостижимого, познание непознаваемого, вйдение неведомого.

Примечания

1. Историки русской философии, например, В. В. Зеньковский, под "онтологизмом" понимали особое внимание отечественных мыслителей к проблемам онтологии, часто в ущерб гносеологии, что особенно заметно на фоне немецкой классической философии. Иногда понятием "онтологизм" обозначали качество бытия — его двуединство. Термины "онтологизм" и "онтологичность" в этом их значении нам кажутся неудачными: если онтология есть учение о бытии, то "онтологичный" — это относящийся к учению о бытии, а не к самому бытию, однако, этим словом стремятся выразить именно характер самого бытия в его православном понимании. Можно было бы предложить термин "онтичный", но тогда неизбежна тавтология в словосочетании "онтичное бытие". Поэтому, сознавая все его недостатки и его неточность, мы предпочитаем употреблять ставший привычным термин "онтологичность".

2. Первыми об онтологичности (онтологизме) иконы заговорили о. Павел Флоренский и граф Ю. Олсуфьев, но само это понятие ими не разработано; в их статьях говорится об онтологичности иконы как об известном факте, не требующем доказательств и объяснений. Мы делаем попытку дать краткую характеристику этой специфически понимаемой онтологичности.

Для кого писались книги мёртвых на планете живых?

Исследование духовных поисков древних землян в эпоху глоболизации или когда тайное становится явным, а сакральное допускается в повседневность

Во времени они отстоят друг от друга на почти пять тысяч лет… Странные, особые, сакральные книги, написанные посвященными жрецами Древнего Египта и тибетскими мудрецами. Есть некие общие символы, есть мировая преемственность этих символов – единения и расторжения духовного и физического. Ки - древнешумерское, Ку - древнекитайское, Ка - древнеегипетское – отождествлялось с душой, невидимым астральным двойником, Ба – с индивидуальным духовным и физическим, похоже, устройством личности. И как вам теперь покажется Ка-Ба-ла – связующая духовное с земным книга средневековых еврейских мистиков? Значит и до понимания каббалы мы еще не дошли. А ведь и её писали более тысячи лет! Первый том увидел свет в 200 г. н.э., а второй в 1200 гг., во времена нашествия татаро-монголов на Русь, а возможно и в год падения Киева… Ки-Ку-Ка – Киев. Цепь времени замкнулась, небесное в переплетении з земным, духовное с физическим ушло в сакрал времени и в сетевые библиотеки, из которых мы начинает проливать свет на затертые уголки нашей общей планетарной памяти.

Религии как части духовной культуры – бессмертие души

Слово religio (лат.) – дословно “воссоединение”. С чем? С тем, что у значительной части людей сильно ослаблено: воссоединение с высшим Эго или “Я” – духом, душой, и высшим умом, тем, что для простоты называют Богом. Религиозность – это устремленность к Творящему Началу, инициирующему через “звучание” духа проявление Жизни на всех уровнях, включая плотную материю.

Источниками глубочайших знаний, внесшими вклад в мировую духовную культуру, является религиозно-философские системы Древнего Египта – культа Солнца Ра, представления о строении “тонких” тел человека, о его “жизни после смерти”. Практически в миропонимании древних египтян, в сравнении с другими духовными учениями, совпадают также идеи строения “тонких” тел человека, отличаясь лишь названиями:

Ах – индивидуальный дух (символизируется птицей ибисом);

Ба – индивидуальная душа (символизируется птицей с обликом конкретного человека);

Ка – душа – астральный невидимый двойник человека и т.д.

После смерти человека “Ба” обращалась в птицу и могла вновь прилететь в гробницу, если родственники туда принесут пищу, которую “Ба” и должна передать телу.

Древние египтяне верили в бессмертие души. Пирамиды, мастабы и гробницы в разных долинах сооружались, чтобы поселить в них души умерших. Ка – это дух Вселенной, или духовная субстанция, которая животворит любую сущность. Тело – для земли, душа – для неба, а человеческая природа отождествляется с самосознанием. После земной смерти душа витает над мумией – это ее Ка, ее двойник, – до тех пор пока душа не преобразуется в астральный дух, и оба – Ка и Ба (божественная "искра" – одна из духовных характеристик данного индивидуума) – не соединятся нитью Осириса с высшим разумом, чтобы образовать единый разум (дух).

Многочисленные фрески с изображением бессмертия души и других религиозных сюжетов были обнаружены в кирпичных зданиях – жилищах фараонов. Все заупокойные храмы и гробницы расписаны сценами вечной загробной жизни, отсюда их название – "дома вечности". Крест с петлей "Анх" также символизировал будущую жизнь с тремя ее атрибутами: мир, блаженство и безмятежность.

Из Древнего Египта дошли до нас отголоски различных ритуалов (Мистерий) посвящения в Знания. Древние египетские города были средоточием эзотерических знаний: Фивы, Гелиополь, Мемфис, где обучались и проходили сакральный обряд посвящения известные греческие философы Пифагор, Орфей, Фалес, Демокрит, Платон, Евдоксий. Древняя Греция была тесно связана с Древним Египтом, трансформируя философские воззрения и знания посвящённых в последующую эллинскую культуру.

Верования древних египтян

Изображения многочисленных божеств, обнаруженные в древнейших египетских монументальных сооружениях, вызывали ряд серьезных разногласий по поводу вероисповедания первых обитателей этого региона. Религия древнего Египта, на первый взгляд политеистическая, была на самом деле монотеизмом, как все великие религиозные учения. В наши дни ученые пришли к согласованному выводу, что многочисленные божества египетских храмов следует считать посредниками или воплощениями Высшего Существа, единого Бога, которому поклонялись жрецы, посвященные и мудрецы, жившие в храме. На вершине египетского пантеона восседает единый Бог, бессмертный, вечный, невидимый и скрытый в непостижимой глубине своей сущности. Он порождает сам себя в бесконечности Вселенной и заключает в себе все атрибуты божественности.

В Египте поклонялись не множеству богов, а напротив, под именем какого-либо божества – Богу тайному, не имеющему ни имени, ни образа; доминирующей была идея единого изначального Бога... Египетские жрецы определяли его так: "Тот, кто существует сам по себе; Первопричина всякой жизни; Отец отцов; Мать матерей". Они говорили также: "Из него проистекает сущность всех других богов", "По его воле светит солнце, земля отделена от неба и гармония царит в его творении".

Чтобы облегчить народу веру в единого Бога, жрецы выражали его атрибуты и его различные воплощения в виде чувственных представлений. Один из наиболее совершенных образов Бога был представлен в виде солнца с его главными характеристиками: формой, светом, теплом. Душа солнца называлась Амон, или Амон-Ра, что значит "скрытое солнце". Бог – это отец жизни, а все прочие божества – всего лишь составные части его тела. Здесь мы можем говорить о знаменитой египетской триаде. Апостолы этой древней теологии утверждали даже, что высшее Существо – творец Вселенной – если и едино в своей сущности, то не едино в своем воплощении.

Ему не нужно выходить из себя, чтобы быть плодотворным, и он порождает себя в себе самом: он одновременно является Отцом, Матерью и Сыном Бога, не выходя из Бога. Эти три сущности есть "Бог в Боге" и, не разделяя божественную природу, они все три стремятся к бесконечному совершенству. Отец представляет созидательную силу, а Сын – повторение Отца – подтверждает и выражает его вечные атрибуты. В каждой египетской провинции была своя триада тесно связанных между собой божеств, и это отнюдь не нарушало божественного единства, как и разделение Египта на провинции не нарушало единства центральной власти.

Самая главная триада, или большая триада Абидоса, состояла из Осириса, Исиды и Хора. Эта триада была наиболее популярной и почитаемой во всем Египте, так как Осирис был воплощением Добра; его называли обычно "добрым Богом". Птах, Сехмет и Нефертум составляли мемфисскую триаду; Амон, Мут и Хонсу – фиванскую. Троица, однако, не единственная догма, хранимая в Египте из первоначальных откровений.

В их священных книгах можно встретить понятия первородного греха, искупления грехов, будущего воскресения во плоти. Каждая смена династии сопровождалась усилением монотеизма, что обеспечивало Высшему Существу господство над другими почитаемыми божествами. Религиозному перевороту Эхнатона предшествовал переворот Менеса, а задолго до него – Осириса (V тысячелетие до н.э.). Некоторые историки считают, что радикальное изменение религии произошло в эпоху Осириса – фиванского царя (4200 г. до н.э.), самого таинственного из всех правителей, при котором был повсеместно утвержден монотеизм.

Тот же самый Осирис будет возглавлять всевышний суд над душами умерших. По ритуалу "психостазии" (буквально: взвешивания души) – церемонии последнего суда над умершим – душа после смерти тела перевозилась на священной ладье по водам Елисейских полей. По дороге ладья освещала места, где пребывали воплощения проклятых душ, и они радостно жестикулировали при виде просиявшего им и доселе запретного света. Ладья продолжала свой путь, и после пересечения более светлого места, которое в какой-то степени соответствует нашему представлению о чистилище, она приближалась к всевышнему суду, возглавляемому Осирисом с его сорока двумя судьями.

Сердце умершего помещалось на одну чашу весов, на другой лежало перо – символ богини Маат. Если умерший совершил больше добра чем зла, он становится "праведником" и мог стать частью мистического тела бога Осириса; в противном случае его сердце пожирало чудовище с головой крокодила и туловищем гиппопотама и он терял всякую надежду на загробную жизнь. А "праведный" мог попасть в Ялу, то есть в Елисейские поля. В связи с этим может возникнуть вопрос: почему в пирамидах и гробницах было найдено такое множество обиходных предметов? Ответ прост: краеугольным камнем религии древних египтян было убеждение, что жизнь человека вечна, даже после физической смерти.

Cвященные животные

Монотеизм древней египетской религии на взгляд современного человека имеет все черты фетишизма. Однако следует хорошо представлять, что бесчисленные изображения богов египетского пантеона – всего лишь проявление различных ипостасей единого Бога, проявления им лика вечной божественной сущности. В этом плане можно понять смысл культа, воздаваемого в разных регионах Египта солнцу, земле, небу и некоторым животным, обитающим в Египте. Действительно, лишь в более позднюю эпоху египетские боги приняли человеческое обличие.

Раньше их символами были растения и животные: богиня Хатхор жила в дереве сикомора (фиговое дерево); богиню Нейт, которая рожала детей, оставаясь девственной, и которую греки идентифицировали с Афиной, изображали в виде щита с двумя cкрещенными стрелами; Не-фертум, отождествляемый с Прометеем, изображался в виде цветка лотоса. Но чаще всего египетский бог являлся верующим в виде животного. Вот несколько примеров: Хор-ястреб, Тот – ибис, Бастет – кошка, Хнум – баран.

Кроме отправления культа богам-животным, египтяне еще поклонялись животным как таковым, наделенным определенными качествами и отмеченными особыми знаками. Яркий тому пример – пышный культ Аписа – священного быка, почитавшегося в Мемфисе. Чтобы быка признали священным, он должен был обладать определенными характеристиками, которые могли знать только жрецы. По смерти Аписа, жрецы после длительного поста начинали поиски нового Аписа, у которого на лбу должен был присутствовать белый треугольник, на шее – пятно, напоминавшее орла, и другое пятно в форме растущей луны – на боку. В Мемфисе Апис жил в загоне перед храмом Птаха – творца Вселенной – и там принимал подношения от поклоняющихся ему и давал пророчества. До XIX династии каждый бык имел свою особую гробницу. Затем Рамсес II приказал хоронить их в общем некрополе – Серапеуме. Происхождение этого названия следующее: умерший Апис получал имя Осор-Аписа, от которого произошло греческое имя Серапис. Французский археолог Огюст Мариэтт, следуя точным указаниям из текста Страбона, открыл в 1851 г. в Саккара легендарный Серапеум: широкую, длинную подземную галерею с погребальными камерами. Там мумии священных быков были помещены в монолитные саркофаги из розового гранита, известняка или базальта, достигавшие 4 метров в высоту и весившие до 70 тонн.

В благодарность за помощь, которую оказывали некоторые птицы земледельцам, древние египтяне считали их также священными. Там же, в Саккара, есть некрополь священных птиц – ибисов. Ибисы должны были иметь голые, матово-черные голову и шею, синевато-серые лапы, великолепное белое оперение с отдельными сине-черными перьями на крыльях. Живой ибис был посвящен богу Тоту – греческому Гермесу, после смерти его мумифицировали и укладывали в глиняный сосуд.

В Фивах существовал особый культ крокодила, который жил там, прирученный, украшенный золотыми серьгами и кольцами, принимая от всех знаки почитания и благоговения. Однако, как утверждает Геродот, не во всех городах Египта крокодил был священным животным. Так, например, в городе Элефантине и его окрестностях мясо крокодила даже употребляли в пищу.

В египетской религии важная роль отводилась кошке, которая называлась "мяу", звукоподражательным словом, перешедшим во вес языки; от него же происходит глагол "мяукать". Кошка, посвященная богине Бастет, олицетворяла благодатное солнечное тепло. Ее культ особенно процветал в Нижнем Египте. Город Бубаст (сегодняшний Зигазиг), где был воздвигнут храм богини Бастет, был назван в ее честь. Кошка считалась настолько священным животным, что даже случайное се убийство вело к смертной казне. Огромное количество забальзамированных мумий кошек было найдено в Бени-Хасане.

Погребление и мумифицирование

Считалось, что искусство бальзамирования трупов и превращение их в мумии имеет божественное происхождение; его приписывали Хору, сыну Осириса и Исиды. Слово "мумия" – арабского происхождения и обозначает, по словам арабского путешественника XII века Аб-эль-Латифа, гудрон, или смесь смолы и мирры: состав, широко применявшийся для обработки трупов и бывший предметом бойкой торговли в средние века даже в Европе.

Раньше различали искусственные и естественные мумии, которые сохранялись без какой-либо специальной обработки. Сегодня считается, что поразительная сохранность египетских мумий лишь отчасти зависела от совершенной техники бальзамирования, главная же причина заключалась в чрезвычайно сухом климате Египта, мешающем развитию бактерий в воздухе и в песке.

Благодаря барельефам и росписям, найденным в гробницах, мы знаем, как проходили погребальные церемонии в древнем Египте. Во главе похоронной процессии группа рабов несла пожертвования и личные вещи усопшего: если это был воин – оружие и его лошадь; крестьянин – его орудия труда. Затем шли наемные плакальщицы, которые испускали пронзительные, жалобные вопли, рвали на себе волосы и пели похоронные гимны. И наконец, за распорядителем похорон и жрецом двигался катафалк в виде солнечной ладьи, водруженный на сани, влекомые упряжкой быков. За катафалком шла семья, родственники и друзья умершего в глубоком трауре, они плакали и испускали жалобные крики. Последней шла группа женщин, певших погребальное величание усопшему. Процессию сопровождала толпа любопытных зевак. Если кладбище находилось на другом берегу Нила, кортеж останавливался, чтобы погрузиться на баржи и переплыть реку. На другом берегу мумия снова водружалась на сани, и группы сопровождающих выстраивались в прежнем порядке. Прибыв к месту захоронения, родственники и друзья прощались с покойным и приносили воздаяния мумии, затем приступали к "церемонии открытия глаз и рта", которая символически возвращала умершему способность чувствовать. И наконец, мумия обретала покой в своей гробнице.

Теперь рассмотрим, как протекало бальзамирование трупа. Тело только что умершего человека передавалось специалистам по бальзамированию. Самая первая операция заключалась в извлечении мозга через ноздри с помощью тонкого инструмента в виде крючка. После этого череп заполнялся составом на основе жидкого гудрона, который, охлаждаясь, затвердевал. В глазные яблоки вместо глаз вставляли искусственные глаза из эмали. Затем извлекали кишечник и внутренности через разрез в левом боку, сделанный с помощью острого камня. Внутренности после обработки в кипящем битумном составе вместе с печенью и мозгом запечатывались в четыре каноны (специальные сосуды) из глины, известняка или алебастра, а также из камня или металла- в зависимости от социального положения умершего. Четыре разные головы – человека, шакала, ястреба и павиана – образы четырех загробных духов венчали крышки этих урн, которые помещали все вместе в один ковчег рядом с мумией. Полость живота тщательно промывалась пальмовым вином и высушивалась ароматическими порошками. Затем ее набивали толченой миррой или ароматизирован-ными древесными опилками. После такой подготовки тело погружалось на 70 дней в ванну с раствором натрона (карбоната натрия). Таким образом плоть и мышцы полностью растворялись и оставались лишь кости, обтянутые кожей. У мужчин волосы коротко стригли, а женщинам оставляли их длинные роскошные прически. Узкими бинтами, пропитанными смолами, бинтовали сначала каждый палец отдельно, потом кисть и руку. Так бинтовали руки, ноги и, наконец, тело. Голову обрабатывали еще более тщательно. Непосредственно на кожу накладывали ткань типа муслина. Лицо последовательно покрывали несколькими слоями этой ткани так плотно, что снятая многослойная маска могла служить формой для отливки гипсового портрета покойника. И наконец, вытянутое забинтованное тело с руками, скрещенными на груди или лежащими вдоль бедер, обертывали лентами ткани по всей длине. Тела же фараонов заворачивали в саван или покрывали чехлом из чеканного золота, повторявшим форму их тел.

Мумии, хранящиеся в египетских музеях Каира и Александрии или в других музеях мира, находятся в состоянии почти совершенной консервации. Самая древняя из известных мумий – это мумия Секке-рам-Саэфа, одного из сыновей Пепи I (VI династия). Она найдена в 1881 году в Саккара, около Мемфиса и сейчас хранится в Каирском музее. Искусство бальзамировщиков донесло до наших дней лики великих фараонов: на морщинистом лице Мернефта (многие относят его правление к эпохе исхода евреев) можно еще различить характерный фамильный нос и густые брови; рентгеновский снимок показал, что великий Рамсес II страдал зубной болью.

Иероглифы

Расшифровка загадочных египетских надписей давно уже волновала весь мир. В 1799 г. капитан французской армии Бушар руководил фортификационными работами в крепости Сен-Жюльен в четырех километрах от города Розетты. Неожиданно рабочие обнаружили камень, ставший знаменитым в истории археологии: это была "Стела Розетты", позволившая расшифровать иероглифы. По прихоти истории этот камень оказался в руках у англичан, которые превратили его в жемчужину Британского музея. Это плита из черного базальта, очень твердого, одна плоскость которой имеет три-линговую надпись, состоящую из трех расположенных один над другим текстов. В первом – 14 иероглифических строк. Второй текст состоит из 32 строк демотического письма ("демос" по-гречески "народ") в противоположность иератическому письму ("иерос" значит "священный"), которым могли пользоваться только жрецы и ученые. Наконец, третья надпись из 54 строк на греческом языке была понятной. В надписи шла речь о священном декрете в честь Птолемея Епифана; она заканчивалась формальным приказом: "Этот декрет, выбитый на твердых каменных плитах в трех видах письма – иероглифическом, демотическом и греческом, должен быть выставлен во всех больших храмах Египта".

Честь расшифровки иероглифов разделили двое ученых: англичанин Томас Янг и француз Франсуа Шампольон, которые принялись за работу почти одновременно; усилия обоих увенчались успехом. Однако истинным переводчиком иероглифической надписи следует считать Шампольона. То, что Янг расшифровал интуитивно, Шампольон открыл благодаря научной методике, которая позволила ему настолько углубить исследования, что к концу своей жизни, к 1832 г., он составил грамматику и словарь.

Из чего же состоит текст, который греки называли иероглифическим ("иероглифика" означает "священные знаки")? Древние египтяне называли свои письмена "речью богов". По преданию, людей научил письму бог Тот во время земного царствования Осириса. В продолжение многих веков письмена сохраняли свой священный характер, им приписывали даже магическую силу. Египетское письмо включало около 700 знаков, каждый из которых обозначал звук или предмет, и кто умел их писать, пользовался большим почетом. Имена царей и цариц получали овальное обрамление, которое археологи называют "картушами". Известно, что, взяв за исходное имена Клеопатры и Птолемея, обведенные "картушами", Шампольон начал свой труд по расшифровке текстов. Древние египтяне высекали иероглифы на камнях храмов, рисовали их на стенах погребальных камер или писали тростниковым пером на свитках папируса.

Что такое папирус? Это многолетнее растение семейства тростниковых, стебель которого достигает двух-пяти метров длины и венчается широким зонтичным соцветием. Белую губчатую сердцевину стебля разрезали на тонкие пластинки, расстилали на плоской поверхности и склеивали по краям. На первый слой наcтилали второй волокнами поперек. Затем его смачивали и сушили на солнце. Полученный лист прессовали и шлифовали, чтобы утончить. Потом несколько листов склеивали в длинную ленту, скатывали в рулон и писали текст плотными колонками.

Древнеегипетская книга мёртвых – эр ну перэт эм херу

Для древних египтян "Книга Мёртвых" была чем-то вроде Библии для современных христианских фундаменталистов: её воспринимали слишком буквально (особенно в период поздних династий, когда первоначальный смысл книги безусловно затерялся в глубине времени).

Общепринятое название "Книги мёртвых" является ошибочным. Заглавие оригинального произведения буквально переводится как "Изречения выхода в день". Этот древний текст посвящён жизни после смерти и необходимой подготовке к этому переходу. Лишь отдельные фрагменты этого произведения в его нынешней форме посвящены магическим ритуалам или метафизике как таковой. Большая часть книги является описанием состояний отлетевшей от тела души, поджидающих её испытаний и её существованию в более тонких измерениях. Фактически, основной акцент в книге делается на том, что происходит с человеком после смерти, а не нашем духовном состоянии в земной жизни.

Несмотря на все унаследованные знания и жреческую мудрость, древние египтяне были явно практическими людьми. Им нравилось упорядоченное существование, поэтому они трактовали свои религиозные верования как существенную часть жизненного опыта. Нередко современный читатель придаёт чрезмерное магическое или мистическое значение внешне загадочным изображениям иероглифов, которые при переводе оказываются всего-навсего простыми расписками в получение кувшинов масла, пшеницы, рыбы или мяса. Разве что иногда попадаются "красные извещения", указывающие, что, если счёт не будет оплачен до наступления "собачьих дней", то виновника ждёт судебное разбирательство! И всё же: действительно ли известная "Книга мёртвых" способна сообщить нам какую-то информацию? Ответить можно двояко – и да, и нет.

Да – потому что она позволяет нам составить определённое мнение о том, как мыслили египтяне в те далёкие времена. Нет – поскольку неподготовленный или просто любопытный человек, воспринимающий эту книгу буквально, не найдёт а ней ровным счётом ничего (или почти ничего) интересного. Зато с точки зрения магии или метафизике "Книга мёртвых" действительно может дать ключи к пониманию того, каким образом египтяне получили своё первоначальное значение (хотя пытливый человек столкнётся с различными наслоениями в оригинальном тексте, затуманивающими его первоначальный смысл).

Согласно Уоллис-Баджу, книга безусловно не египетского происхождения, ибо, не смотря на то, что коренное население этого региона имело довольно определённое представление о потусторонней жизни, египтян нельзя рассматривать в качестве авторов даже наиболее ранних вариантов "Книге мёртвых". И причина в том, что книга предполагает наличие у автора идей, которыми аборигены не владели. Далее: в книге упоминается довольно сложная процедура погребения, которую в тот момент местные жители явно не использовали.

Существует три основные редакции "Книги мёртвых", известные под названием "Исправленные редакции".

Гелиопольский вариант:

а) Использовался во время правления V и VI династий; был обнаружен в виде иероглифических надписей на стенах и внутри камер пирамиды в Саккаре;

б) Был написан курсивными иероглифами на саркофагах XI и XII династий.

Фиванский вариант:

а) был нанесён на саркофагах XVIII и XXII династий, а также написан кусках папируса;

б) был написан иератическим письмом на папирусах эпохи правления XXI и XXII династий.

Сайтский вариант:

Был написан на папирусе и саркофагах иероглифами, иератическим и демотическим письмом (XXVI династия и последующие). Именно этот вариант широко применялся во времена правления Птолемеев и его можно считать окончательной формой "Книги мёртвых".

Наиболее древняя из написанных на папирусе копия "Книги мёртвых" была создана для Ну, сына "хозяина дома, хранителя печати Амен-Хутепа и госпожи дома Сенсенеб". Этот имеющий большую ценность документ датируется началом правления XVIII династии. В нём приводятся два варианта 64-й главы, один из которых значительно длиннее другого. Каждый вариант снабжён примечанием, в котором указана дата создания основного текста. В книге утверждается, что один из вариантов был обнаружен... Главным каменщиком в основании храма Хенну во время правления Его Величества, царя юга и севера, Семти (или Хесепри), а более полный вариант был обнаружен в городе Хеменну (Гермополь, город Тота) под блоком из "железа юга", который находился под ступнями статуи бога (Тота) и был выложен буквами из ляпис-лазури во время правления Его Величества Мен-кау-ра (Мекерина).

В первом из этих утверждений находка относится ко времени правления I династии. Во втором – к IV династии. В одном из наиболее богато иллюстрированных существующих папирусов – "папирусе Ани" – пропущен достаточно большой фрагмент текста. Возможно, что эту совершил писец, хотя она не повлекла за собой изменения доктрины и не вызвала вмешательство жрецов. Именно благодаря этим формам искусства мы во многом обязаны имеющейся информации относительно сцен суда и египетских представлений о карме.

Во времена XXI и XXII династий наступает постепенный упадок искусства художников. Как форма, так и содержание "Книги мёртвых" демонстрируют явные изменения к худшему. В частности в текстах встречается множество неточностей. Действительно период XXII-XXVI династий принёс крайне мало полезного в религию и магию Египта, а причиной этому были смуты и восстания, охватившие в то время египетское государство. Многие считают "Книгу мёртвых" вдохновённым трудом Тота, писца богов, который, согласно египетским представлениям произнёс слова сотворения, воплощенные затем в действительность Птахом (замедление времени является основным фактором, определяющим образование сингулярности, которая в конце концов и стала нашей Вселенной!). Если исходить из того, что данное утверждение верно, то в таком случае "Книга мёртвых" должна содержать в себе некоторые элементы сириусианской мудрости, но жрецы древности старались тщательно скрывать свои наиболее священные тайны от непосвященных .Поэтому нужно с особой осторожностью выискивать на страницах древних документов крупицы реального знания. которым удалось дойти до нас несмотря на неуловимое время и невежество людей.

Тибетская книга мертвых – Бардо Тодол

Бардо Тодол, очень подходяще названное доктором В. И. Эванс-Венцем "Тибетская Книга Мертвых", вызвала значительное движение в англоязычных странах во время своего первого появления в 1927 г. Она всегда была "закрытой" книгой вне зависимости от комментариев, которые к ней могут быть написаны. Потому что эта книга открывается лишь духовному пониманию, а эта способность никому не отпущена при рождении, но которую человек, однако, может приобрести развитием и особым опытом.

Ленин был подвергнут забальзамированию и выставлен напоказ в пышном мавзолее как египетский фараон совершенно не потому, что его последователи верили в воскресение его тела. Скорее, они стремились сохранить для грядущего распознания его особый ленинский "дух".

Главный принцип – условие Распознания – совершенно одинаков в Бардо Тодол и в Египетской Книге Мертвых. И там и там умерший должен проникнуться и стать тем, что видит. Разница в том, что в Бардо Тодол вначале является Знак – Божество, которое надо узнать, чтобы им стать; а в Египетской Книге Мертвых усопший должен стать с самого начала Известным Божеством – Знаком, чтобы пройти, войти, не быть уничтоженным. В этом смысле Тибетская Книга Мертвых предоставляет гораздо большую свободу, в смысле ее наполнения Образами – Знаками других народов.

Как и у Египетской Книги Мертвых, предназначение Тибетской книги мёртвых – служить путеводителем для умершего во время его пребывания в состоянии Бардо, описанного символически как промежуточное состояние в сорок девять дней между смертью и новым рождением.

Эта книга составлялась в течение многих веков из учений мудрецов древнего Тибета, передаваемых в устной форме. Она была, наконец, записана в VIII в. н.э., но даже и тогда ее тщательно скрывали, чтобы она не попала к случайным людям. Форма, в которой составлена эта книга, определилась в соответствии с целями, для которых ее употребляли. Древние мудрецы-составители рассматривали умирание как искусство. Оно могло принять должный или недолжный вид, в зависимости от того, был ли подготовлен человек, чтобы хорошо умереть. Чтение этой книги было частью похоронной церемонии, или ее читали умирающему в последние секунды его жизни.

Книга Мертвых осуществляла две функции. Первая – помочь умирающему пережить необычайное явление в момент самого умирания. Вторая – помочь тем, кто живет, правильно думать о смерти и не задерживать умирающего своей любовью и эмоциями, чтобы он мог уйти в правильном духовном состоянии, освобожденный от всех физических тревог. Для достижения этих целей, книга содержит пространные описания стадий, которые душа переживает после физической смерти. Соотношения между различными стадиями смерти поразительно похожи на то, о чем рассказывали люди, испытавшие клиническую смерть.

Книга описывает мгновения, когда душа отделяется от тела. На какое-то время она погружается в забвение и находится как бы в пустоте, но не физической, хотя и сохраняет сознание. Умирающий может слышать тревожные и пугающие звуки, похожие на ветер и чувствовать себя окруженным серой, мутной атмосферой. Он очень удивлен тем, что находится вне своего физического тела и видит своих родственников и друзей, рыдающих над его телом, которое они приготовляют к погребению. Но, когда он пробует отозваться, никто не видит и не слышит его. Он еще не осознает, что он мертв, и он смущен. Он спрашивает себя, – жив он или мертв, и когда он, наконец, осознает, что он умер, он недоумевает куда идти и что делать.

Ненадолго он остается на том месте, где он жил. Он замечает, что у него по-прежнему есть тело, называющееся сияющим телом, которое состоит из нематериальной субстанции. Он может подниматься на скалы, проходить сквозь стены, не встречая ни малейшего препятствия. Его движения совершенно свободны. Где бы он не захотел быть, он в тот же момент является туда. Его мысли и движения не ограничены. Его чувства близки к чудесному. Если он в физической жизни был слепым, глухим или искалеченным, он с удивлением чувствует, что его сверкающее тело усилилось и восстановилось. Он может встретить другие существа, находящиеся в таком же состоянии.

Тибетская книга мертвых описывает чистый и ясный свет, от которого исходят только любовь и сочувствие. Описывается также чувство безмерной радости и покоя, а также нечто вроде "зеркала", в котором отражается вся жизнь человека и все его дела, – дурные и хорошие. Существа, которые будят его, видят его жизнь в этом зеркале. Никаких ухищрений здесь не может быть: лгать о своей жизни становится невозможным. Хотя тибетская книга мертвых включает много более поздних стадий смерти, между их отчетами и этой древней рукописью очень много общего.

В отличие от Египетской Книги Мертвых, которая всегда побуждает к тому, чтобы сказать либо очень много, либо слишком мало. Бардо Тодол предлагает членораздельную философию, обращенную к человеческим существам, а не к богам или примитивным дикарям. Эта философия содержит в себе воплощение Буддийской психологии: не только "гневные", но и "миротворные" божества понимаются лишь как сансарические (вызванные иллюзиями, заблуждениями цепи рождений) отображения (проекции) человеческой психики, – идея, которая кажется самоочевидной просвещенному европейцу, потому что напоминает ему о его собственных банальных упрощениях.

Однако хоть европеец и сумеет легко отделаться от этих божеств, сделав их отображениями, ему никак не удастся в то же время утвердить отдельную их реальность. Бардо Тодол может это сделать, потому что в некоторых своих главных метафизических посылках эта книга ставит просвещенного и непросвещенного европейца в очень неловкое положение. Основа этой книги не скудное европейское "или-или", а великолепное утверждающее "оба-и". Это явление может показаться спорным западному философу, поскольку Запад любит ясность и недвусмысленность. Последовательно один философ прилепляется к утверждению: "Бог Есть!" В то время как другой с тем же рвением к противоположному: "Бога Нет!" Что эти враждующие братья будут делать с утверждением вроде следующего: "...Сообразив, что Опорожненная, Чистота твоего разума и составляет высшую Просветленность, и, понимая в то же время, что это – по-прежнему твое собственное сознание – ты пребудешь и удержишься в состоянии божественного разума Будды".

Сам текст распадается на три части. Первая часть, называемая Чикаи Бардо, описывает происходящее в психике во время умирания. Вторая часть, Хониид Бардо, рассматривает сну подобное состояние, которое следует сразу же за наступлением смерти, состоящее из "кармических иллюзий". Третья часть, Сидпа Бардо, начинается с возникновением инстинкта нового рождения и продолжается в виде событий, предшествующих новому рождению.

Тибетскую священную книгу читают, как у нас псалтырь, над гробом умершего в течение 40 дней со дня смерти, исключая первые три дня. Конечно, когда умерший беден, чтение укорачивают, а иногда и вообще лишь помянут, как у нас на третий день, девятый, двадцатый и сороковой. А то и просто положат под голову усопшему.

Эта книга-наставление в том, как вести себя Покойному на Том Свете. С другой стороны, это наставление нам, живущим, в том, как и к чему готовиться, пока еще при жизни, в отношении, увы, неизбежного ухода Отсюда. Эта книга про то, что будет с нами, когда мы умрем, и как следует приготовиться к тому, что ожидает нас на Границе и далее, пока (как утверждает книга) мы вновь не вывалимся Сюда, назад, в очередное беспамятное Существование.

Потому что испытать жизнь тут и там, Смерть, Сон – одно дело; помнить испытанное – совсем другое... Воды ласковой Леты смывают с души испытанное, как следы на песчаном плесе. И если быть честным, то на вопрос: что будет с нами, когда ми умрем? – следует ответить: мы не знаем! Коллективная истина нашей яви тут беспомощна, ибо жизнь ограничена своей всеобщностью.

Книга Мертвых учит воспоминанию и распознанию испытываемого именно в тех случаях, когда нет уступок общедоступности правды, нет произвольного свидетельства, когда мы сами по себе. Подобно тому, как это бывает во сне с сознанием и памятью, мы присоединены в Бардо к тайне собственного устройства, к самим себе, которых иные так тщетно искали всю жизнь.

Мы словно программа в Машине Мира, которая распознает свое начальное значение и вид до того, как, уловленные плотью, мы превращаемся в привычную Картину Себя. Программа, написанная на Языке Вечных Сюжетов нашего искусства. Язык вечных сказок нашей жизни и есть главный Язык в Мировой Машине. Какие-то сюжеты – главные, самые частые, без которых и года не проживешь, вроде сюжета птицы Феникс: сколько раз мы вспархиваем воскрешенные из пепла благодаря этому сюжету к Новой, Неведомой новой роли, новому замыслу. Кончается замысел (роли, и мы вновь умираем, потому что больше нас нет в судьбе, и судьбы нет, все, мы говорим, обессмысливается, пока – из праха не воскресаем мы, обновленные, и, увы! себя не помнящие. Эти накатанные сюжеты нашего бытия и составляют привычную картину нас самих, Недаром говорится: будь тем, чем ты кажешься... Ведь так оно и есть: вначале, лицедействуя, мы кажемся, а чуть погодя – становимся тем, что изображаем…

В этом и заключена сила ритуала, он кажется таким формальным, внешним, неважным, – ан нет, раз поднял руку, перекрестился, воскликнул, два... и не заметил, как Преобразился, стал ролью и лицедейство захватило, искренность появилась. Хотя еще по-прежнему, иногда, с бывшими друзьями еще корит язык наш и память, и сами над собой горюем, мол, кем и чем я стал, во что превратился...

Зеркало Бардо отражает нас такими, какие мы есть на самом деле. А что мы про себя знаем, помимо выгораживающего нас благоприятного воображения? Под взглядом Чудища из пустоты дрожит загробное наше сознание и рвется прочь, совершая, пожалуй, страшную ошибку. Ибо поступать следует как раз противоположно. Не бежать прочь от ужаса, а потянуться к нему, проникнуться им и, распознав в Калибане Себя, допустить и взять на себя Свое. Как бы это ни выглядело!

Как обуянный бесом иль духом становится им на миг, так и в Бардо, узнав Себя и, приняв, проникшись обликом, мы становимся тем, чем мы являлись на Самом Деле, навсегда. Когда нами завладевает божество, мы превращаемся в это божество. Дух, нисходящий, завладевает Святым Сподвижником и в тот же миг Святой превращается в этот Дух!

Бардо – это состояние нашего сознания, лучше сказать, нас самих, когда мы видим, слышим, испытываем и помним, в одиночку, вдали от коллективной правды обыкновенной жизни. Бардо – это ни реальность, ни нереальность, однако, как сон с сознанием – истинно, потому что есть в нашем переживании!

Всего существует шесть таких состояний, шесть Бардо. Три при жизни, или три Бардо жизни. Это Бардо Утробы, когда мы в утробе ожидаем рождение. Бардо Сна, когда во сне мы вспоминаем Себя. Бардо Мистического Озарения, когда наяву мы Себя забываем, но не утрачиваем сознания.

Три после смерти, или три Бардо Смерти. Чикаи Бардо, или Бардо Смертного Часа; Хониид Бардо, или Бардо Кармических Наваждений; Сидпа Бардо, или Бардо Воплощения (очередного рождения). Все эти состояния – суть Личные испытания. Один на Один с Собой и Неведомым, Небытием, Коллективная Явь с правдой произвольного свидетельства и общедоступностью доказательств, как мы видим, в число Бардо не попадает.

Поскольку Бардо Тодол это Тибетская Книга Мертвых, она насыщена живыми Знаками, Иероглифами и Картинами Буддийского и Ламаистского Пантеона Божеств. Для современного читателя, далекого от буддизма, многие картины и видения Бардо Тодола могут оказаться необъяснимыми и нелепыми, если не задаться с самого начала некоторой общей объясняющей мыслью, что хотя качество исполнения отдельного воплощенного смертного невысоко, выручает нас древний вечный сюжет. Превратившись в пепел, прах, мы из него Новым Фениксом вскоре вспархиваем, до очередного раза. Потому и существуют эти вечные сюжеты, потому они классические, что Цель нашей жизни не научиться, а исполнить! Потому никто на ошибках не учится, повторяя снова и снова то же самое в тщетном усилии исполнить наконец-то, высоким качеством, все тот же замысел и всякий раз спотыкаясь на том же месте.

Наша жизнь как исполнительство – вот причина того, почему захватывает жизненное лицедейство человека, почему, войдя в роль (или в раж), мы часто не можем из нее выбраться. Вот почему вечные Замыслы и Личины так понятны нам всем. Без этого и Книги Святые немыслимы, если бы Суть дела была в том, чтобы научиться.

Став из исполнительской Программой, Распознающей Себя, мы оказываемся в одиночестве. Во взаимоотношениях с Самим Собой, Свидетелей, как правило, не бывает, во всяком случае, одного с Нами Замысла и развития их точно нет. Вот отчего никто нам не может помочь (подчеркивается в книге), кроме нас самих и неведомых Вышних Сил, переключающих нас в Распознающий режим, которым и остается молиться и просить смиренно. Эти зрители, коли они есть, не свидетельствуют и молчаливы, Звездное Око – оно невидимо, хотя пристально за нами призирает.

Тем Сон с Полным Дневным Сознанием и отличается от Яви, что в нем нет произвольных свидетелей, Нет их и в остальных Пяти Бардо. Хотя, конечно, из дальнейшего станет ясно, что Книга Мертвых – это лишь малая толика, вершина айсберга тайны, плавающего в неведомом.

Спрашивается, в чем суть испытания Распознаньем Себя после смерти? Пока мы находимся в Бардо Смерти, является проверкой верности приобретенного нами при жизни Самосознания. Самосознания, степень которого, в сущности, есть единственное мерило нашего духовного развития. Вот и обозначается цель духовного развития при Жизни!

Какое новое качество приобретает Программа, которая сама себя узнала, что происходит с нами, когда мы становимся тем, что мы есть На Самом Деле, – на этот вопрос точного ответа нет. Это все равно, что спросить, что случится с отражением в Зеркале, которое само себя успевает разглядеть, стремительно поворотившись в стекле?

Очень похожее на то, что суть и цель Яви именно родить Самосознание, которое в загробном мире будет проходить строгий экзамен. Кто эти экзаменаторы?! Этого нам не узнать, не став Ими!

Что до награды Бардо Тодол, Книга Мертвых ограничивается всякий раз одной и той же краткостью на этот счет: освобождение, бессмертие, спасение от колеса новых беспамятных рождений и сопутствующего жизненного страдания. Смысл Испытания – Распознания заключается в том, что нам предъявляется некий трудный живой знак, в котором мы должны узнать себя, допустить и проникнуться.

В сущности, механизм здесь тот же, как в случае Одержания, скажем, в культах Макумба (смесь Христианства с Западно-Африканскими культами). Танцующие верующие в церкви дотанцовываются до состояния транса, когда в них вселяется то или иное Божество. В это время, когда человеком завладевает божество, человек становится этим божеством. Я –- это Ты. Вот формула распознавания.

Другое дело, что воспринимать эти Знаки и миражи, причудливые фигуры станет намного легче, если рассматривать их как тайнопись, которая заключает в себе наше истинное Устройство. Однако в мире Бардо, как во сне, иные законы, нежели наяву. Слово или Знак, названный, произнесенный, имеет такую же силу, такую же плотность, как и мы сами или другие фигуры. Знак и плоть во Сне и Бардо – соизмеримы и взаимозаменяемы.

Ибо в Бардо, как и во сне, нет вещественной реальности Яви, где несущий Сигнал и Смысл Сообщения отнюдь не одно и то же. В Бардо сигнал и смысл сообщения не различимы, знак и его живая плоть – одно и едино!

Вот почему Заклинание в Магии рождает Образы, а злые духи запечатываются Знаком! Иное дело, что мы не буддисты и Знаки – Образы Книги нам о многом не расскажут. Сами мы, когда встретимся с собой, увидим, небось, очень даже отличное от трехглавых, шестируких и девятиглазых Будд. Может, увидим трех Богоматерей - троеручиц, со звездой во лбу вместо третьего глаза И на четырехгранном топазе – вместо четырех ног. А, может, Пришелец нам явится в геометрическом, светящемся формами сложном Образе. Кто его знает, поживем, как говорится, увидим!

Тут важно другое: фигуры в Книге Мертвых – это Архетипические фигуры Буддийского Пантеона, Архетипы, если пользоваться обозначениями Юнга, сиречь фигуры национального и культурного сознания народа, к которому мы принадлежим. Это главные сюжеты человеческого бессознательного существования, которые наполняются культурным национальным содержанием за время жизни.

Атеист, к примеру, вообще может ничего не увидеть, кроме круга пустыни с четырьмя сторонами. В сущности, это будет он сам, человек, который при жизни считал, что жизнь начинается с рождения и заканчивается со смертью, и вечные Замыслы Души ничем не заполнил, кроме человечьего бытового смысла, уходящего со смертью.

Что гадать, когда эти видения нас обязательно посетят. Важно, пока еще мы живы, поразмышлять над будущей задачей и ее возможностями. Безусловно, должна быть общность устройства, в той же мере, в какой мы все – люди. И наше четырехстороннее внутреннее устройство круга (мандалы) с отмеченными четырьмя сторонами внутреннего окоема того света, по-видимому, является общим для всех. Размеры фигур-знаков тоже должны быть приблизительно схожими. Появляющиеся фигуры-образы в размере меняются от 15-18 наших ростов до высоты горы.

Много общего должно быть и в ощущениях, а в особенности, в рекомендациях, как вести себя. Тут есть о чем поразмыслить. Если искать подмогу и в поиске, и в разгадывании знаков, то, прежде всего пусть читатель обратится к Платону, который в "Республике" описывает возвращение Эра с Того Света. Возвратившись к жизни, Эр подробно описывает устройство Загробного Мира, которое удивительно напоминает некоторые картины из Бардо Тодол.

Много сходств с Бардо Тодол, но с совсем другими знаками, обнаружит читатель в средневековом наставлении для умирающих (если разыщет таковое у в сетевой библиотеке).

Как проникнуться и превратиться в то, что видишь? В мире, где Знак и Плоть сравнимы, достаточно объявить: ты – это я! Хотя может быть, надо наоборот заклясть: я – это ты.

Одной девочке пяти лет приснился сон: играет она на розовом рояле яблочную песню. Когда она ее доиграла, по дорожке из леса вышел ежик, а ему навстречу второй. "Я – это ты?"–- спрашивает второй. "Нет, ты – это я!" - ответил первый. Кто из них в кого превратился? Об этом мы узнаем со временем, очнувшись в Бардо.

Что случится, если Распознающая Программа не узнала Себя, не стала тем, чем она является на Самом Деле? Она вновь переключается в режим Исполнения, мы вываливаемся в коллективную Явь, в очередной раз рождаясь для беспамятного Существования. Беспамятного в отношении того, что было до рождения, что будет после; беспамятного в отношении Себя.

Только тогда, когда мы начинаем просыпаться от дремоты привычного коллективного морока, когда в нас начинает брезжить Самосознание и в его просветах чуть проступают тайные знаки настоящей истинной нашей сути - только тогда начинается Жизнь, не выживание, не существование, а Жизнь, которая не начинается с рождения и не заканчивается смертью. Так учит древнее Знанье.

Психологический комментарий доктора Карла Г. Юнга

Тибетская Книга Мертвых, или Бардо Тодол, является книгой наставлений для мертвого или умирающего. Показательно, что самое сильное Проникновение и Озарение, а отсюда и самая большая возможность высвобождения, нам пожалованы во время действительного умирания. Вскоре после того начинается "иллюзорность", которая, в конечном счете, ведет нас к перевоплощению (реинкарнации); огни озарения становятся все слабее и разнообразней, а видения все более устрашающими. Этот спуск показывает отчуждение сознания от освобождающего света по мере того, как оно приближается к очередному физическому рождению. Цель наставления обратить внимание умершего, в каждой очередной ступени обольщения и запутанной чертовщины, на всегда присутствующую возможность освобождения и объяснить ему природу видений. Текст Бардо Тодол читает Лама возле тела умершего.

Когда западный человек слышит слово "психологический", для него это всегда звучит, как "лишь психологический". Для него "психе" (душа) что-то досадно малое, нестоящее, личное, субъективное и еще много подобного в том же духе. Он предпочитает поэтому использовать слово "разум" вместо души, хотя в этом случае он с удовольствием допускает, что истины метафизические, которые и впрямь могут быть весьма субъективными, формулируются "разумом"; разумеется, "Вселенским Разумом" или даже – в случае нужды – самим "Абсолютом". Такой смехотворный посыл служит, вероятно, возмещением за вызывающую прискорбное сожаление малость души. Складывается впечатление, что Анатоль Франс был бесконечно прав, применительно ко всему Западному миру, когда в его "Острове Пингвинов" Катерина Александрийская дает совет Богу: "Дайте им по душе, но по маленькой".