Жизненная стратегия — форма целенаправленной организации человеком собственной жизни, включающая его отношение к собственным возможностям и ресурсам, их актуализации и реализации. В рефлексивной психологии различают две противоположные Ж. с. — жизнеисчерпание и жизнепорождение. Жизнеисчерпание — Ж. с., определяемая в первую очередь условиями окружающей среды.

Она характеризуется потреблением имеющихся и поступающих из окружающего мира ресурсов и возможностей, но не имеет внутреннего источника развития и новых возможностей. Эта Ж. с. направлена на удовлетворение биологических и социальных потребностей человека, которые являются принципиально ограниченными. Усилия, направленные на их удовлетворение, исчерпывают жизненные ресурсы человека, не обладают возможностью их порождения и развития, минимизируют осмысленность жизни. Жизнепорождение (жизнетворчество) — Ж. с., определяемая в первую очередь самим человеком, способным культивировать в себе ресурсы и возможности, необходимые для его творческого бытия, реализации его планов и желаний, для творческого созидания.

Жизнепорождающая стратегия направлена на реализацию и развитие принципиально неисчерпаемых духовных и творческих потребностей, реализуя которые в творческом усилии человек приумножает свой творческий потенциал и экзистенциальные основы своей жизни. Жизнепорождение (жизнетворчество), в зависимости от сферы проявления, реализуется в следующих формах. Во внутриличностной сфере человека, в его отношениях с самим собой, жизнетворчество проявляется в форме саморазвития — культивирования собственной уникальности путем расширения собственных возможностей. В социальной сфере взаимодействия оно проявляется в форме сотворчества — общения, развивающего взаимную уникальность людей. В сфере отношений человека с культурой жизнетворчество проявляется в форме творчества (созидания), когда человек становится субъектом культуры, создает ее материальные и духовные ценности.

Е.П.

Варламова, С.Ю. Степанов

ЖИЖЕК (Zizek) Славой (р. 1949) - социальный философ, уроженец Словении. Президент люблянского Общества теоретического психоанализа. Основные сочинения: "Все, что вы хотели знать о Лакане, но боялись спросить Хичкока" (1988); "Возвышенный объект идеологии" (1989); "Возлюби свой симптом" (1992); "Сосуществование с негативом" (1993); "Зияющая свобода" (1997) и др.

В создании своей методологии исследования феноменов духовной жизни середины - второй половины 20 в. Ж. исходит из того, что в современной философии обозначились четыре разных понимания субъекта и, соответственно, четыре различные этические позиции, взаимоотношения между которыми выражаются противостояниями Хабермас (см.) - Фуко (см.), Альтюссер (см.) - Лакан (см.). По мысли Ж., в конце 20 ст. "дебаты между Хабермасом и Фуко заслонили другое противостояние, другой спор, теоретически более принципиальный: противостояние Альтюссер - Лакан...

Налицо показательный случай теоретической амнезии". Хабермас выступает, по Ж., сторонником "этики непрерывной коммуникации, идеала универсальной, прозрачной интерсубъективной общности; используемое им понятие "субъект" - это, безусловно, пресловутый субъект трансцендентальной рефлексии в версии, разрабатываемой философией языка". Фуко, согласно Ж., осуществляет нечто подобное "эстетизации этики": "субъект должен создать собственный модус самообладания; он должен привести к гармонии антагонистические начала в себе самом, так сказать, изобрести себя, выработать себя как субъекта, обретшего собственное искусство жизни. Это объясняет то, почему Фуко так привлекали маргинальные стили жизни, значительно повлиявшие на его индивидуальность (к примеру, садомазохистская гомосексуальная культура). [...] Фуко понимает субъекта достаточно классично: субъект - это самоконтроль и гармонизация антагонизмов, это воссоздание своего уникального образа и "пользование наслаждениями". Альтюссер же, по мысли Ж., совершает решительный прорыв, настаивая на том, что человеческое состояние как таковое характеризует некая трещина, некий разлом, неузнавание, утверждая, что идея возможности преодоления идеологии является идеологической par excellence /преимущественным образом. - А.Г./".

Как отмечает Ж., между Реальным и его символизацией располагается значимая дистанция: "Реальное избыточно по отношению к любой символизации, функционирующей как желание, направленное на объект" /иными словами: стремление всех без исключения "великих" революционеров-преобразователей общества тотально гармонизировать социальное целое неизбежно предполагает предельную редукцию соответствующих представлений о мире; Реальное несравненно богаче и разнообразнее, "избыточнее" любых схем его силовой трансформации. - А.Г./. Анализируя фрейдистскую идею "влечения к смерти", Ж. отмечает, что она суть "не столько биологический факт, сколько указание на то, что психический аппарат человека подчинен слепому автоматизму колебаний между стремлением к удовольствию и самосохранением, взаимодействию между человеком и средой. Человек есть - Гегель dixit - "животное, болеющее до самой смерти", животное, изнуряемое ненасытными паразитами (разум, логос, язык). В этом смысле "влечение к смерти", это предельно негативное измерение, никак не касается тех или иных социальных условий, оно определяет... сами условия человеческого бытия как таковые: это влечение неизбежно и непреодолимо; задача состоит... в том, чтобы уяснить его, чтобы научиться распознавать его ужасные проявления и после... попытаться как-то определить свой modus vivendi /образ жизни. - А.Г./ в такой ситуации". Согласно Ж., любая культура "есть и следствие и причина этого дисбаланса, есть способ... культивировать этот дисбаланс, это травматическое начало, этот радикальный антагонизм". Как подчеркивает Ж., "...следует не только отказаться от попыток преодолеть этот сущностный антагонизм, но и признать, что именно стремление искоренить его приводит к соблазну тоталитаризма: массовое уничтожение людей и холокост совершались во имя человека как гармонического существа, Нового Человека, избавленного от антагонистических противоречий".

Ж. полагает, что "первым постмарксистом /Ж. полагает существенной чертой постмарксизма отказ от глобального революционизма. - А.Г./ был не кто иной, как сам

Гегель: согласно Гегелю, противоречия гражданского общества не могут быть искоренены без скатывания к тоталитарному террору - государству лишь следует не позволять им выходить из-под контроля". По мнению Ж., наиболее продуктивной в контексте теоретической реконструкции природы и сущности идеологии выступает в настоящее время теория социальности, разрабатываемая Э. Лакло и Ш. Муффом ("Гегемония и социальная стратегия". Лондон, 1985).

По их версии, фундаментом любой модели социальности должен выступать тезис о неизбывности основополагающего антагонизма - "некой недостижимой сущности, оказывающей сопротивление символизации, тотализации, символической интеграции. Любые попытки символизации-тотализации вторичны: в той мере, в какой они выступают попыткой сшить исходный разрыв, они по определению рано или поздно обречены на провал... Наше время заимствовано, любое решение временно и неоднозначно, это не более, чем полумера в отношении фундаментальной недостижимости" (Ж.).

Согласно главному тезису Ж., подобное понимание антагонизма было предложено именно

Гегелем: "диалектика для Гегеля - это прослеживание краха любых попыток покончить с антагонизмами, а вовсе не повествование об их постепенном отмирании; абсолютное знание означает такую субъективную позицию, которая полностью принимает противоречие как внутреннее условие любой идентичности". С точки зрения Ж., прочтение диалектики Гегеля на основе лакановского психоанализа позволяет обнаружить у немецкого философа "утверждение различия и случайности - абсолютное знание само по себе есть не что иное, как теория определенного рода радикальной утраты". Постулируя рационализм (в качестве "самой радикальной на сегодня версии Просвещения") и анти-постструктурализм Лакана, Ж. создает собственную оригинальную методологию исследования современных феноменов идеологии - цинизма, "тоталитаризма", неустойчивости демократии. По схеме Ж., цинизм правящей культуры осознает "дистанцию, разделяющую идеологическую маску и действительность", но не отказывается от этой маски; тоталитарная идеология, например, предпочитает "внеидеологическое насилие и посул наживы".

Современные субъекты идеологии "прекрасно осознают действительное положение дел, но продолжают действовать так, как если бы не отдавали себе в этом отчета". Если бы "иллюзия относилась к сфере знания, то циническая позиция действительно была бы позицией постидеологической, просто позицией без иллюзий: Они сознают, что делают, и делают это. Но если иллюзия содержится в реальности самого действия, то эта формулировка может звучать совсем иначе: Они сознают, что в своей деятельности следуют иллюзии, но все равно делают это" (Ж.). С точки зрения Ж., мир Кафки является не "фантастическим образом социальной действительности", а "мизансценой фантазма, работающего в самой сердцевине социальной действительности: все мы прекрасно сознаем, что бюрократия не всесильна, однако, попадая в бюрократическую машину, ведем себя так, как будто верим в ее всемогущество" /выделено автором. - А.Г./.

"Социальная действительность", согласно Ж., суть "последнее прибежище этики": эта действительность "поддерживается определенным как если бы (мы ведем себя так, как если бы верили во всемогущество бюрократии... как если бы партия выражала объективные интересы рабочего класса...)". Как только эта вера (по Ж., "воплощение, материализация конкретных закономерностей социального целого") оказывается утраченной - "распадается сама текстура социального поля". Ж. обращает особое внимание на вышеупомянутый тезис Альтюссера об изначальной "расколотости" существа человека, а также на мысль Лакана о субъекте как изначально расколотом, расщепленном по отношению к объекту в себе. Субъект, по Ж., есть ответ

Реального (объекта, травматического ядра) на вопрос Другого. Как таковой, "любой вопрос вызывает у своего адресата эффект стыда и вины, он расщепляет, истеризует субъекта; эта истеризация и конституирует субъекта... Субъект конституируется своей собственной расщепленностью, расколотостью по отношению к объекту в нем. Этот объект, это травматическое ядро и есть то измерение, которое мы уже упоминали как измерение влечения к смерти, травматического дисбаланса... Человек - это природа, тоскующая по смерти, потерпевшая крушение, сошедшая с рельсов, соблазнившись смертоносной Вещью". Ж. фиксирует, что понимание

Гегеля как философа, возводящего "онтологию субъекта к статусу субстанциональной сущности бытия", ошибочно, ибо упускается следующее. У Гегеля "переход от сознания к самосознанию предполагает некую радикальную неудачу: субъект (сознание) хочет проникнуть в тайну, скрытую за занавесом; его попытки оказываются безуспешны, поскольку за занавесом ничего нет, ничего, что "есть" субъект".

Фундаментальное гегелевское различие между субстанцией и субъектом, по Ж., в том, что "субстанция - это позитивная, трансцендентная сущность, которая, как предполагается, скрыта за занавесом феноменального мира. Понять, что субстанция есть субъект, значит понять, что занавес феноменального мира скрывает прежде всего то, что скрывать нечего, а это ничто за занавесом и есть субъект". Главным фоном для идеологии выступает сегодня "не то, что ложь выдается за истину, а в том, что истина выдается за ложь - то есть обман состоит в симуляции обмана". Ж. пишет:

"Известная в Югославии шутка /имеется в виду Югославия так называемого "народного самоуправления" времен И.Б. Тито. - А.Г./ выражает квинтэссенцию этой ситуации: При сталинизме представители народа ездят на "мерседесах", а в Югославии сами люди ездят на "мерседесах" - по доверенности от своих представителей. То есть самоуправление в Югославии - это такая ситуация, при которой субъект должен распознать в фигуре, воплощающей "отчужденную" субстанциональную власть (в фигуре бюрократа за рулем "мерседеса"), не только внешнюю силу, противостоящую ему - "своего другого", - но и себя самого в своей инаковости и таким образом "смириться" с происходящим". Ж. убежден, что прочтение идей Гегеля именно сквозь призму взглядов Лакана способствует новому пониманию идеологии и позволяет избежать, например, постмодернистской иллюзии о "постидеологичности" условий современной общественной жизни.

А.А. Грицанов

Животного предпочитаемого тест (The Animal Preference Test, TAPT) — проективная методика исследования личности детей и подростков. Впервые описан как "тест выражения желания" испанским психиатром Пигемом в 1945 г. (Наиболее полное описание издано в 1949 г.) и состоит из двух вопросов: "Кем бы ты хотел быть, если бы не мог быть человеком?" и "Кем бы ты больше всего не хотел быть?" Требовалось дать по 3 ответа на каждый вопрос. Затем ребенка спрашивали о причине выбора.

Пигем основывался на том, что все люди могут быть охарактеризованы как животные.

Еще Аристотель в "Физиогномике" наделял животных особыми качествами, что способствовало инверсии — описанию людей путем сравнения их с животными по чертам характера, особенностям внешности или поведения. Многие авторы указывают на легкость, с которой дети используют животных в качестве объекта проекции. Д. Ван Кревелен, опираясь на предшествующие варианты Ж. п. т., модифицировал его и предложил собственную версию в 1953 г. (окончательную — в 1956 г.). Используется игровая форма вопросов, стимулирующая воображение ребенка. Например: "Представь себе, что фея входит в эту комнату и хочет превратить тебя в кого-нибудь.

Она дает тебе право сказать, кем бы ты хотел быть. Что бы ты выбрал? Только скажи, кем бы ты хотел быть!"

При интерпретации важно различать объективную и субъективную символизацию, общепринятые и индивидуальные символы. Современные исследования с использованием П. ж. т. характеризуются стандартизацией процедуры обследования, изучением валидности конструктной и выделением диагностических показателей. Так, в исследовании Е. Рохае и С. Хубера (1991) каждому ребенку задается два вопроса: 1) "Если бы ты больше не мог быть человеком, каким животным ты больше хотел бы быть?" и 2) "Если бы тебе пришлось быть животным, каким животным ты никогда не хотел бы быть?" Необходимо сделать по три выбора на каждый вопрос. После этого ребенка спрашивают, почему он выбрал именно этих животных.

Причины выбора животных относятся к одной из четырех категорий, выявленных в специальном исследовании: 1. Агрессивный выбор (если животное выбирается, потому что оно нападает, бьет, кусает, дерется или является свирепым, воинственным, недружелюбным). 2. Автономный выбор (если животное выбирается, потому что оно свободно, независимо, большого размера, физически сильное, мускулистое, или, как кажется ребенку, обладает решительностью или уверенностью в себе). 3. "Выбор помощи" (если животное выбирается, потому что оно может дать приют, защиту, любовь, благосостояние, пищу, поддержку). 4. Эстетический выбор (если животное выбирается из-за его красоты, изящества, грациозности, приносимого им эстетического удовольствия). Показано, что негативные выборы являются лучшим индикатором психологических особенностей детей сравнительно с позитивными, т. к. выявляются более индивидуальные, личностные параметры, в то время как позитивные выборы выявляют стереотипные, общепринятые паттерны поведения. Оказалось, что дети, отвергающие животных по причине их эстетических или пищевых особенностей, были более агрессивными и более склонными к депрессии, чем отвергавшие животных из-за их агрессивности или автономности (вследствие дезадаптивности защитного механизма, каковым является отвержение эмоциональной поддержки, отражающееся в негативных выборах детей).

Проводилось исследование валидности конструктной Ж. п. т. Данные, полученные с его помощью сопоставлялись с данными исследования по шкале детского поведения Т. Ахенбаха (Child Behavior Cheeklist, CBCL) 40 детей 6—12 лет, находившихся на лечении в психиатрической клинике. Результаты свидетельствуют о достаточно высокой валидности Ж. п. т.

Л. Ф.

Бурлачук

Раздел 6. Методы и психодиагностика в клинической психологии

Жесты — выразительные движения рук, пальцев, помогающие передать эмоции, психические состояния, желания. Важное средство диагностики личности человека, особенностей его общения — движения рук или кистей рук. Фр.

Бэкон написал: "Так же, как язык говорит уху, так и жест говорит глазу". Термин "жест" иногда применяется для обозначения всех движений тела, в том числе мимики, пантомимики, а с целью специализации собственно движений рук употребляется понятие жестикуляция. Существует множество классификаций Ж. Среди них те, в которых Ж. рассматриваются как показатели личностных особенностей человека и его общения: коммуникативные Ж. приветствия и прощания; Ж. угрозы, привлечения внимания, подзывающие, приглашающие, запрещающие; оскорбительные Ж. и телодвижения; Ж. дразнящие, встречающиеся в общении детей; Ж. утвердительные, отрицательные, вопросительные, выражающие благодарность, примирение; Ж., передающие желание готовности отвечать на заданный преподавателем вопрос; Ж., означающий конец работы, победу. Все перечисленные Ж. понятны без речевого контекста и имеют собственное значение в общении. Описательно-изобразительные, подчеркивающие Ж., как правило, сопровождают речь и вне речевого контекста теряют смысл. Третья группа — это модальные Ж. Они выражают оценку, отношение к предметам, людям, явлениям, к окружающей среде: жесты одобрения, неудовольствия, иронии, недоверия; Ж., передающие неуверенность, незнание, страдание, раздумье, сосредоточенность; Ж., передающие растерянность, смятение, подавленность, разочарование, отвращение, радость, восторг, удивление. Ж. выражают общую "тональность" общения: возвышенное, нейтральное, нейтрально-обиходное, фамильярное, вульгарное.

Человек, формируясь как личность в конкретной социальной среде, усваивает характерные для этой среды способы жестикуляции, правила применения и прочтения Ж. Сила и частота жестикуляции определяется культурными и групповыми нормами.

Одни и те же Ж. встречаются не у всех народов. Ж. "ввинчивание в висок указательного пальца правой руки" имеет определенный психологический смысл и практически во всех уголках земного шара используется с одной целью — подчеркнуть, что собеседник говорит глупости. Ж. "большой палец правой руки опущен вниз", обозначающий у англичан неодобрение, отсутствует у русских, а Ж. почесывание затылка, передающий у русских старание вспомнить что-то, у тех же англичан встречается сравнительно редко. Но есть такие характеристики Ж., которые независимо от пола, возраста, культуры, расы, несут одну и ту же информацию о человеке. Установлено, что интенсивность жестикуляции повышается, если говорящий волнуется или хочет занять лидирующую позицию в общении, если прерывается обратная связь в общении, если человек испытывает затруднения в выражении мысли. Тревожность, неуверенность человека сопровождается хаотическими Ж., однообразными движениями рук, использованием при разговоре какого-либо предмета (постукивание карандашом, снимание-надевание очков и т.д.). Существует несколько рисунков Ж., которые позволяют достаточно однозначно судить о переживаемом человеком состоянии, его интенсивности, о типе отношения. Так, вяло свисающие вдоль тела руки означают, что человек пассивен, переживает эмоции печали, страдания, грусти.

Постоянно скрещенные на груди руки свидетельствуют о том, что человек стремится к дистанцированию, что его обычная позиция в общении — это позиция выжидания. Если человек пытается скрыть что-нибудь, то он прячет свои руки (например, за спину ). Сжатые руки — партнер скрывает свое негативное отношение, его ожидания не оправдываются. Перечисленная жестикуляция возникает непроизвольно, едва осознается человеком и является типичной, то есть она характерна, практически, для всех людей. Наблюдателю представлены несколько объективных характеристик Ж.: их направленность, форма, интенсивность, частота. Исходя из совокупности этих параметров жестикуляции человека, возникает общая оценка Ж. ( быстрые, неторопливые, грациозные, неловкие, легкие, небрежные, свободные, скованные, сдержанные и т.д.). Ж. меньше, чем мимика поддаются контролю и регуляции.

>Поэтому они чаще являются теми элементами экспрессивного репертуара, с помощью которых осуществляется "утечка информации". Ж.-прикосновения входят в жестовой репертуар человека. Специальная область психологии невербального поведения занимается исследованием физических контактов людей. Такие виды прикосновений, как поцелуй, объятия, поглаживание себя и других, рукопожатие, похлопывание, потирание ладоней и т.д., рассматриваются чаще всего в качестве показателей эмоциональной поддержки или отвержения партнера," одобрения или наказания (например, пощечина). Динамика прикосновений говорит об отсутствии или наличии психологической близости между партнерами. Самое большое количество коммуникативных табу появляется в связи с Ж.-прикосновениями. Их применение зависит от: статуса партнеров, их пола, степени знакомства, принадлежности к определенной культуре, типа отношений. психологический смысл Ж.-прикосновений определяется тем: 1) кто из участников первым протянул руку, обнял, поцеловал, ударил...; 2) усиливается или сокращается такесический репертуар в смешанных по возрасту и полу парах; 3) появляются одни и те же элементы такесического поведения в отношении всех присутствующих или репертуар физических контактов меняется в соответствии с отношениями участников взаимодействия; 4) каковы техника исполнения прикосновений, их эмоциональная сила, физическая активность. На основе этих показателей Ж.-прикосновения приобретают психологическое значение: властные, дружеские, участливые, теплые, холодные, быстрые, короткие, крепкие, вялые, сильные, слабые. Ж.-прикосновения находятся под контролем тактильно-кинестезической системы отражения, оцениваются на основе зрительного и слухового каналов восприятия. На основе Ж. личности формируется общее впечатление не только о ней, но и об общении в целом.

В.А. Лабунская