Кавасаки, Глава 12

Пролив Лаперуза, где свирепствовал тайфун, изрядно потрепал «Викерс», затянул шкуну в морской водоворот, образующийся встречными приливными течениями, только случайно не поломав паровую машину, напоследок беспомощную, чуть не выбросил на японский берег. Капитан увел судно на полдень в открытое море.
Шкуна идет на машине, скользит как по водорослям. Ночной простор волн мягко поблескивает под западной луной, словно ловцы морской капусты ушли, вытащив ее на берег для просушки. Япония раскрылась, трепеща мириадами низких огней в основании причудливо змеящегося черного занавеса. Штиль. Капитан развернул пароход по траверсу, приблизившись к ночным бивакам, искрами заполнивших береговую линию. Ближние огни колышутся отдельно. Да это же, лодки! Множество лодок с факелами над низкими бортами. К берегам Японии подошла иваси.
- Фишмен? - спросил кэпа Бакунин, стоящий рядом на мостике. Мистер Болан подал команду чифу - «Всех на палубу».
– Возможно, - капитан повернулся к Мишелю с озабоченным ответственностью лицом. «Викерс» вновь отдалился от берегов.
Заря поднялась из разрыва глубины пролива Цугару. Словно плавники касаток, ныряют в океанской зыби черные паруса - японские «кавасаки». А гористый берег пустынного Хоккайдо показался неосторожно далеким. Но капитан ушел с прямого курса на Хакодате, повел «Викерс» к мысам Хонсю.
В лазури неба под толщей прозрачной кильватерной волны неподвижно упорядоченным строем движутся дельфины, синхронно выныривают, блеснув драгоценным изумрудом над сморщенным шелком океана. Дальняя полоска белого пляжа пенится у крутых живописных скал.
Накат проявляется на фоне густой глянцевой зелени бамбука, языками стелящегося между скал, крытых кудрявым лесом. Вблизи берега видны желтые маки и приморский шиповник по склонам. За выплывшим мысом в тупике неприступной бухты неожиданно открылись вертлявые лодки с черными парусами, они сгрудились, прижав к берегу большую плоскодонную джонку, расцвеченную многочисленными вымпелами. Идет яростный бой на ее высоких бортах, редкие вспышки огня и клубы дыма фитильных двухметровых ружей. Разбойные фигуры в черных рубахах люто рубятся с пестрой толпой на джонке. Несколько «кавасак» развернулось на веслах в сторону иностранца, и энергично приближаются к шкуне. Команда «Викерса», как хорошо отлаженные часы капитана, развернула борт и вслед приказа «достать из оружейной капсульные карабины», дала залп в сторону неприятеля. Шкуна углубилась в гущу схватки. Мелькали в пороховых клубах злые лица немногочисленной команды. Решительный отпор двенадцати моряков «Викерса» рассеял преследователей, нападавшие поспешно ретировались и от ярко раскрашенной джонки.
«Викерс», заволакивая морские волны корабельным дымом, остановился на безопасном расстоянии от потерпевших. Матросы вытащили на борт человека, похожего обликом на мокрую белку в своем халате-кимоно. Оказавшись на твердой палубе, он извернулся из рук спасителей, обнажил саблю, и молча, бешено вращая остекленевшими черными глазами, словно звереныш, забился к борту. Угрожая клинком и не обращая внимания на направленные дула карабинов окруживших его моряков, японец, стоящий в луже воды, почему-то с ненавистью смотрел, не мигая, только на могучую фигуру безоружного русского, который бесстрастно курил. Бакунин, вытащив сигару, зажатую во рту, рыкнул на него: «Холера тебя возьми!», и почему-то прокричал боевой девиз гарибальдийцев: «Форте Италия!», потом, скорчив «козью рожу», добавил что-то про «Япону мать!». Это произвело впечатление, самурай, склонив бритую голову с толстой, как баварская колбаса, косой на затылке, положил меч к его ногам. В это время достали еще одного, затянутого в черные одежды, но не отпустили, как первого, а, надавав тумаков, держали за руки у противоположного борта.
От джонки спустили лодку, и двое самураев, одетых в сиреневые кимоно с гербами, с такими же прическами, как и у нашего гостя, поднялись на борт «Викерса», оставив в лодке простоволосых и голых по пояс гребцов. Выплевывая слова, словно лая, выставив переднюю челюсть, начали гневно что-то требовать, с презрением смотря на новенькие ружья и выцветшую одежду европейцев. Капитан «Викерса» и старший помощник одеты в форменные мундиры, команда же шкуны больше напоминает пиратскую вольницу.
Китаец Ван-Юшан выступил переводчиком. Оказалось, что парламентеры понимают по-китайски. Самураи требовали объяснений, почему иностранцы так близко подошли к священным берегам Ямато! Утопленник, снова при сабле, вложенной в ножны, блистая ожившими глазами, указывал на Бакунина, говорил, что это «большой, очень грозный начальник». Фигура Бакунина действительно напоминала рассерженного Зевса. Кэп вынес и показал какую-то судовую бумагу на английском языке и с красной печатью. Японцы присмирели, но возможно на них подействовал запоздалый выстрел из небольшой пушки на корме, ее наконец-то вытащили из трюма. Самураи потребовали отдать им второго спасенного из волн. Когда их спросили: «Зачем», - ответили, - «Чтобы немедленно казнить». Кэп снял кепи, протер платком бритую вспотевшую голову, растерянно засомневался, но Бакунин вновь подал голос, гневно сказав: «Это пленник, он на территории, не принадлежащей Японии, и они сами будут его судить». В подтверждение его слов, на покорного разбойника надели кандалы.
Когда японцы отвалили от «Викерса», кэп, не мешкая, приказал оставить берега Хонсю. Пленник коротко сошелся с коком Ван-Юшаном, обитал на камбузе и не особенно тяготился неволей. Мишель с любопытством наблюдал ловкого пирата, разминавшегося на палубе шуточной «дзюдзюцу» с китайцем. Тот даже научил русского уходить от ножа. Пленник находился на шкуне и был отпущен на маленьком островке, где находилась угольная база вблизи закрытого для европейцев пролива Симоносеки.

Экономичный корм для собак и кошек Статья найдена на сайте Blackredi. В конце шестидесятых годов о том, что бывает специальная еда для кошек и собак, советский человек не знал, а прознав, ни за что он не поверил бы. Начинаем. Работали в далекой Англии в Советском торгпредстве два специалиста, проживали на его территории. Работали недавно, пока наверно не очень-то освоились. Отправились они как-то в магазин как наш супермаркет прикупить себе еды, приметили там консервы со счастливой мордой бульдога на красочной этикетке. Далее следует диалог: - Глянь, англичане ваще озверели, собак консервируют. - Да нет, это не из собак консервы, а для их собак, вот видишь. - Однако..., может возьмем, смотри эти дешевые по сравнению с другими. - А если вдруг траванемся? - Нафиг, в войну лебеду пресную ели и все живы. - Хорошо, давай. По вкусу оказалось очень даже неплохо, правда пресно, ну и приноровились они собачьи консервы жрать, чтоб сэкономить имеющиеся фунты стерлинги. И так бы дальше жили, да ихний дворник поутру, выкидывая мусор, обратил внимание, и что важно, не только свое, на постоянно выбрасываемые банки собачьей еды, так как на площади Советского торгпредства собак не водилось. Конечно, все открылось, разразился большой скандалище с дальнейшей отсылкой обоих в течении суток и исключением их из рядов КПСС. Ведь престижу самой благополучной на планете страны, сограждане которой за ее пределами жрут собачий корм от недостачи у них денег на человеческую пищу, был нанесен большой ущерб. (Еще рекомендуемая статья: "Каким же образом найти схороненный драгоценный клад"). Очевидцы говорят, об этом случае даже писали в одной известной лондонской газете.

Как женщина может сделать из хлюпика настоящего мужчину

Опостылела жизнь на белом свете молодому парню: любимая вышла замуж за другого.Начал он себя изводить,век свой укорачивать.Купался в ледяной воде,босиком по снегу ходил в мороз лютый,спал на голом полУ,голодом морил себя и.,через год на соревновании моржей занял первое место.

Как он

Ты никогда не мог быть выдумкой.
Слишком уж яркие эти ощущения пробитых насквозь запястий и эта давящая, уничтожающая боль в сердце – но боль уже ушла, а может быть её просто уже не ощутить. Чувствуешь только инородное тело, гвоздь, пробивающий твою плоть уже на ногах, сразу на двух и глаза застилает пелена слез. Мне странно, что ты не кричал – будь я на твоем месте, мой крик бы донесся до каждого поселения на планете – люди, простите, но я не успел. Кровь льется, как священная река, как вино в чарку для твоих убийц, будь они навеки прокляты небесами! и этот хриплый смех.
Я давно бы потеряла сознание, потому что ты сейчас – как он. Но я не могу – цепкие холодные пальцы на моем запястье и мне не вырваться из этой хватки – брыкаюсь, рыдаю, кричу, чтобы меня забрали вместе с тобой. Но меня лишь ударяют по щеке, отчего я теряю равновесие и падаю перед тобой на колени, оцарапав кожу. Хочу закрыть глаза, но не могу – взгляд прикован к тебе, как и у всех сейчас – ты еле двигаешь губами и смотришь только на меня, будто говоря мне - прости. Я не чувствую себя, с каждым ударом мое сердце еле выдерживает ту душевную боль, я не могу отвести взгляд, потому что знаю, что потом себе это не прощу – в последний раз не смотреть в твои зеленые глаза. Мне больно – до крови прокусываю губу и кричу, кричу, что они убийцы, что я их ненавижу и хочу их смерти: ты на последнем издыхании качаешь головой и еле заметно улыбаешься, тихо шепчешь: прости их, Господи, и покорно опускаешь голову себе на грудь.
Твое сердце не бьется больше.
На меня накатывает волна отчаянья и шока. Тошнота, голова кружится, а я все ещё не могу отвести от твоего окровавленного тела свой взгляд. Кровь повсюду – я, пока сидела перед тобой на коленях, успела запачкаться вся, но мне все равно – душит чувство обреченности и гнева. Я снова срываюсь с места, не зная, откуда у меня столько сил, и перебираюсь через злую толпу, распихивая руками всех, кто попадается мне на пути. Погоня отстает, но мне нет до них дела – они отняли у меня тебя и все, жить больше не за чем. Кто-то пронзительно кричит и крик этот кажется мне знакомым – хватаю большой столовый нож, блестящий рядом с открытой бутылкой вина, который лежит на забрызганных алыми каплями бумаг и, не дожидаясь никого, со всей силы замахиваюсь для удара.
Для удара в сердце.
Если твое сердце, как и его, не бьется больше - нет смысла биться моему.
Резкая вспышка боли и я, как подкошенная, падаю на скользкую и залитую твоей кровью землю. Ты как он, она просачивается под землю, смывая все грехи человечества, смывая язву с их душ и очищая мысли от пошлости и злости. Они звери, дикие животные, зачем их нужно спасать? Он пытался, но даже у него не получилось. Как же ты, такой юный и красивый, можешь повторить его судьбу?
Я не чувствую боли, только то, что из груди потоком стекает моя кровь, смешиваясь с твоей. Последнее, что остается – это помолиться.
Помолиться, чтобы меня впустили в рай, к тебе.
**
Просыпаюсь и чувствую, что меня трясет.
Глаза не привыкли к темноте, сердце бешено колотится, я опускаюсь босой ногой на холодный пол и на ощупь добираюсь до другой комнаты – отсоединяю зарядное устройство и быстро набираю твой номер, совершенно не заботясь о том, что циферблат часов упорно застыл на отметке 4. Прошло гудков шесть, после чего на другой стороне провода раздалось твое сонное тихое: - Алло.
- Пообещай мне, что с тобой ничего никогда не случится?
Ты молчал, но я знала, что никогда не позволю тебе быть похожим на него.