Пушкайтс Пушкайтс, Пушаитс (Puschaits, Puschaitis, Puschkayts, Puschkaitus), в прусской мифологии божество, связанное с землёй и находящееся под священной бузиной (в описании ритуалов древней Судавии, 1547).

Согласно «Хронике» Бреткунаса (конец XVI в.), П. — божество, ведающее плодами земли, в частности злаками, по Я. Малецкому (позже — по Я. Ласицкому), — покровитель священных рощ. П. входит в тетраду богов с природно-хозяйственными функциями, наряду с Аушаутсом, Пильвитсом и Пергрубрюсом, которому П. противопоставлен.

Согласно «Судавской книжечке» (1563), к бузине, под которой живёт П., приносят хлеб, пиво и другие продукты, просят прислать бардзуков и маркополей, гномов, находящихся в услужении у П., чтобы они помогли наполнить амбары зерном и сохранить хлеб. Ночью в амбаре устанавливался стол с хлебом, сыром, маслом, пивом, устраивалось пиршество: считалось, что съеденная пища — залог обильного урожая.

Ритуал обнаружения вора, описанный там же, сопровождался призыванием Окопирмса (небо) и П. (земля). М. Стрыйковский (конец XVI в.) видел ритуалы поклонения «чёрту» Пушайту в Самландии, Курляндии, Лифляндии и Жемайтии: считалось, что он живёт в бузине; дважды в год (видимо, весной и осенью) устраивали ритуалы в его честь с установлением стола в риге и т. д.

В Пруссии, согласно Стрыйковскому, ещё чтили бузину как священное дерево, с которым связаны подземные человечки (krasnie ludzie) ростом с локоть (ср. мужичок с ноготок, борода с локоток в русской сказке). Они показываются при луне, особенно больным.

Главный из двух праздников в честь П. приходится на октябрь, когда урожай уже собран (сходен с ритуалом в честь Пергрубрюса). Поздние источники упоминают культ П. не только в Пруссии, но и в Жемайтии, Ливонии, России (Я. Ласицкий и др.).

М. Преториус (XVII в.) относит П. к «земным богам» и подробно описывает его помощников. Гупель (вторая половина XVIII в.) упоминает среди латышских богов подземного царства Пушкейса, лесного бога.

У Г. Ф. Стендера и Я. Ланге (конец XVIII в.) упомянут Puschkeitis, Putschkehtis, божество зелёных рощ (сопоставляемое с римским Сильваном) и одновременно божество воздуха, уподобляемое быстрой птице. Ключевым моментом, позволяющим объяснить образ П., является его связь с бузиной (в поздних источниках барздуки превращаются в Bezdukkai под влиянием польского bez, «бузина»), растением, связанным в разных традициях с плодородием и подземным царством.

Название П., живущего в бузине, сопоставимо с латышским puśkuot, puškuot, «украшение, убирание цветами» (ср. литов. puškúoti), а также со словами, передающими значение «опушаться, распушаться, расцветать» и т. п. (соцветие бузины имеет вид метёлки с пушистыми веточками). Ср. также русское «пухнуть», «пушиться», «пушистый» и т. п.: «пушное жито», весенние взывания типа — «Боже, роди жито пушистое».

Эта этимологическая связь имени П. позволяет соотнести его с рядом мифологических персонажей других индоевропейских традиций, чьи имена содержат тот же корень *pus-/*puos- (не исключено, что на поздних этапах на имя П. — как бога леса, например, — могло влиять и название сосны, ср. литов. puśis, имеющее иное происхождение). Ср. древнеиндийское Пушана (Pūsán, pusyati, «цветёт»), авестинское дэва Апаошу (Араоša из *A-puš, «лишённый процветания»), древнегреческое Пан (Πάν, видимо, из *Pāusōn) и т. п.

Это языковое сродство объясняет общность мифологических характеристик: хтоничность, плодородие, иногда с подчёркнутой сексуальностью (мотив козла, например, хорошо известный в связи с Пушаном и Паном: ср. связь козла с бузиной и главу о почитании козла, которая предшествует в «Судавской книжечке» главе о П.), «распушённость», волосатость, всклокоченность, роль снов и дивинаций (часто — дурных) и т. п. Всё это даёт основания говорить об индоевропейских истоках образа П., хотя в народных верованиях балтов он не засвидетельствован.

Литература :
Топоров В. Н., Об индоевропейских соответствиях одному балтийскому мифологическому имени.

Балт. Puš(k)ait-: древнеинд. Pūşán, древнегреч. Πάν, в сборнике: Балто-славянские исследования, М., 1974.

Пушан Пушан (древнеинд. Pūsán, вероятно, от pus, «расцветать»), в древнеиндийской мифологии божество, связанное с солнцем, с плодородием, с путём.

В ряде случаев отмечаются антропоморфные черты П. и портретные детали (топчущая нога, правая рука, взлохмаченные волосы и борода, беззубость); его атрибуты — золотой топор, шило, стрекало, колесница, запряжённая козлами вместо коней. О солнечной природе П. свидетельствуют его нахождение на небе, постоянное движение, наблюдение за всеми существами.

Золотой корабль П. движется в небесном море (РВ VI 58,3). Небесный путь П. цикличен, он связан с вечным повторением, у него два пространственно-временных фокуса: П. родился на высоте и вторично — в глубине, в яме; рождение было в ночи года (VI 58, 1), в середине ночного часа, на юге; в другой раз он родился в середине года на севере.

Американская исследовательница С. Крамриш подчеркнула эти два положения П. (зенит и надир), определяющие два направления — вниз и вверх и вертикаль, соединяющую их и символизируемую образом Аджа Экапада; в названии последнего скрыто обозначение козла, животного П. Сюжетно П. также связан с солнцем: он женится на дочери солнца, является послом солнечной Сурьи и т. д. Одна из основных черт П. — его отношение к пути: он — «повелитель пути» (VI 53, 1), охранитель дорог, спаситель от ложных путей.

П. знает пути истины, находит путь к богатству, провожает умерших по пути предков (РВ X 17, 3—5; АВ XVI 9, 2; XVIII 2, 53; отсюда связь с богом смерти Ямой и просьбы типа: «Пусть Яма, П. защитят нас от смерти», АВ XIX 20,1). Путь П. приводит к избавлению от амхас, хаотического обуживающего начала, к выходу в мир широкого космического пространства, поэтому его называют «избавителем», «освободителем», «сыном избавления».

П. заполняет воздушное пространство. Он приносит пищу, богатство, успех, открывает сокровища, предоставляет убежище, он — хранитель скота и пастух всего сущего, он щедр, доброжелателен (в частности, к поэтам, покровителем которых он считается, ср. РВ II 40, 6; VI 55, 3, 5; VIII 4, 16; IX 67, 10); П. связан узами дружбы со всеми богами, всегда готов прийти на помощь; он защищает своих приверженцев и враждует с клеветниками, ворами, разбойниками.

П. вручает невесту жениху (РВ X 85; ср. АВ XIV 1, 15, 33 — о роли П. в свадебном ритуале). Идея максимального плодородия, особой сексуальной силы отражена в мотивах инцеста, относящихся к П.: он — любовник своей сестры и претендует на то, чтобы стать женихом своей матери (АВ VI 55, 4—5), ср. мотив обилия волос и отсутствия зубов (IV 30, 24) у П. Беззубость П. объясняется в истории жертвоприношения Дакши (Шат.-бр.

I 7, 4, 1—9; Тайтт.-бр. II 6, 8, 3—5; «Каушика-брахмана» VI 13, ср. также эпические версии): не приглашённый на жертвоприношение Рудра выбивает концом своего лука зубы П. (а потом, смилостивившись, возвращает их ему).

Есть основание усматривать в этом эпизоде переосмысление одного из мотивов архаичной схемы — наказание П. за некий грех (нарушение пищевого запрета? — отсюда каша как еда П.) частичным поражением. Вместе с тем нужно иметь в виду мотив выжимания сока сомы зубами и смешивания его с кашей в истории Апалы (сам П. тесно связан с Сомой; в частности, он находит скрытого Сому, см. РВ I 23, 14).

Ср. также обилие волос и отсутствие зубов у П. с выпадением волос и сильными зубами у Апалы. Есть свидетельства ещё одного мотива — помощь П. своему другу и брату Индре во время его битвы с Вритрой (ср. РВ VI 57, 1—3).

П. связан и с Ашвинами и Праджапати, выступающими как его отцы; с Вач, которая несёт его, с Ваю. Позднее роль П. становится менее значительной; его имя появляется всё реже и реже. В ритуале П. ведёт жертвенную лошадь к месту жертвоприношения.

В целом для П. характерно сочетание небесных и хтонических (он друг неба и земли, VI 58, 4), антропоморфных и териоморфных черт. Индоевропейские истоки П. очевидны, ср. древнегреческое Πάν (из *Pāūson-), прусское Puš(k)aitis и косвенно имя авестинского демона Apaoša.

Литература :
Топоров В. П., Об индоевропейских соответствиях одному балтийскому мифологическому имени.

Балт. Puš(k)ait-: древнеинд. Pūsán, древнегреч. Πάν, в сборнике: Балто-славянские исследования, М., 1974, с. 16—27;
Flensburg N., Bidrag till Rigvedas Mytologi Om Guden Pūsan i Rigveda, «Lunds Universitets Arsskrift», 1909, t. 5, s. 1—49;
Atkins S. D., Pusan in the Rig-Veda, Princeton, 1941;
его же, Pūsan in the Sāma, Yajur, and Atharva Vedas, «Journal of American Oriental Society», 1947, v. 67, № 4, p. 274—295;
Kramrisch S., Pūsan, там же, 1961, v. 81, № 2, p. 104—122;
Dandekar R. N., Pūsan, the pastoral God of the Veda, «New Indian Antiquary», 1942, v. 5, p. 49—66;
Machek V., Origin of the Gods Rudra and Pūsan, «Archiv Orientalni», 1954, t. 22, № 4, s. 544—562;
Eidlitz W., Die indische Gottes Liebe, Olten—Freiburg, 1955.

Путхен

Путхен, в мифологии народа куки на северо-востоке Индии и в Бангладеш (тибето-бирманская группа) верховное божество. П. благожелателен к людям. Там, где он обитает — где-то на севере, по-видимому в Тибете, находится рай.

Туда П. пропускает только достойных. Сын П. по имени Гхумокши — злое божество.

Путо Путо (япон. Буда, кор. Потха, от санскр. Поталака), в мифологии дальневосточного буддизма место в древнем государстве Малакута на Малабарском побережье (в Индии), где появлялся бодхисатва Авалокитешвара (Гуань-инь); впоследствии название Поталака (Потала, П.) было перенесено на другие местности в Китае и Тибете, где якобы является Гуань-инь.

Наиболее знаменит остров П. в Восточно-Китайском море, к югу от устья залива Ханчжоувань, который был назван так после того, как японский монах-паломник Эгаку в 858 оставил здесь статую Гуань-инь с горы Утаи. Монастыри, носящие имя П., встречаются в странах Дальнего Востока повсеместно, наиболее известны П. на горе Утаи (Китай, Шаньси), в Чэндэ (Китай, Хэбэй), в Янъяне (Корея, Канвондо).

Литература :
Мотидзуки Синко, Буккё дай-дзитэн (Буддийская энциклопедия), Токио, 1972, с. 4426—28;
Werner E. T. S., A dictionary of Chinese mythology, Shanghai, 1932, p. 386—87.