БРУНО (Bruno) Джордано Филиппо (1548—1600) — итальянский мистик, философ и поэт. Монах-доминиканец, бежал из монастыря (1576). Поклонник Каббалы.
Создатель религии космоса.
Основные работы: “О причине, начале и едином” (1584), “О бесконечности, Вселенной и мирах” (1584), “Изгнание торжествующего зверя” (1584), “О героическом энтузиазме” (1585), “Светильник тридцати статуй” (1587), “Сто шестьдесят тезисов против математиков и философов нашего времени” (1588), “Свод метафизических терминов” (1591), “О безмерном и неисчислимых” (1591), “О монаде, числе и фигуре” (1591), “О составлении образов” (1591) и др. Проповедовал свои идеи в университетах Англии, Германии, Франции, Швейцарии. Приговорен к смертной казни инквизицией за еретический религиозный мессианизм. Сожжен на костре в Риме. Учение Б. — специфический поэтический пантеизм, основанный на новейших достижениях естественнонаучного знания (особенно гелиоцентрической системе
Коперника) и фрагментах эпикуреизма, стоицизма и неоплатонизма. Бесконечная вселенная в целом — это Бог — он находится во всем и повсюду, не “вне” и не “над”, но в качестве “наиприсутствующего”. Универсум движим внутренними силами, это вечная и неизменная субстанция, единственно сущее и живое. Единичные вещи изменчивы и вовлечены в движение вечного духа и жизни в соответствии со своей организацией. Б. неоднократно отождествлял Бога с природой, с ее разнообразными процессами и вещами, с материей (по Б., “божественным бытием в вещах”). В целом пантеизм Б., материалистический в ряде своих положений, содержал определенную легитимизацию и реабилитацию материи (того начала, которое, по Б., “все производит из собственного лона”) в контексте преодоления схоластической концепции существования множества “форм”, не связанных с материей. Согласно Б., элементарные фрагменты сущего, “minima”, одновременно относятся к материальному и психическому; свойства микрокосма (как интеллектуальные, так и психические) Б. распространяет на природу в целом.
Все бытие таким образом трактуется Б. в рамках парадигм панпсихизма и гилозоизма. (Как отметила один из комментаторов творчества Б. — Ф.А.Йейтс, у него “Земля, поскольку она живое существо, движется вокруг солнца египетской магии; вместе с ней движутся по орбитам планеты, живые светила; бессчетное число иных миров, движущихся и живых, подобно огромным животным, населяет бесконечную вселенную”.)
“Мир одушевлен вместе со всеми его членами”, а душа может рассматриваться как “ближайшая формирующая причина, внутренняя сила, свойственная всякой вещи”. Мировая же душа у Б. — носитель такого атрибутивного свойства как “всеобщий ум”, универсальный интеллект. Понятие Бога в результате замещается Б. понятием “мировая душа”. Согласно Б., земной и небесный миры физически однородны, не возникают и не исчезают, образуя лишь неисчислимое количество разнообразных сочетаний. Бесчисленные солнца со своими населенными (по Б., “другие миры так же обитаемы, как и этот”) планетами движутся по собственным орбитам. “Вселенная есть целиком центр. Центр Вселенной повсюду и во всем”. (В отличие от Коперника, Б. преодолел постулаты о конечности мироздания, замкнутого сферой “неподвижных” звезд, и о статичном Солнце как центре Вселенной.) Космология Б., пересматривая тезис Аристотеля и схоластов о дуализме земного и небесного, постулировала воду, огонь, землю и воздух в качестве элементов всего мироздания. Допущение Б. о том, что мировая душа с необходимостью порождает не только феномен одушевленности, но также и населенность множества иных миров реально трансформировало категорию “Универсума” в понятие “Вселенная” — вместилище самых различных форм жизни, отличных от земных в том числе.
Лучшая процедура служения Богу (“монаде монад”) — познание законов универсума и законов движения, а также осуществление жизни в соответствии с этим знанием (цель философии у Б. — постижение не трансцендентно-суверенного Бога христианства, а “Бога в вещах”). Вера, по Б., “требуется для наставления грубых народов, которые должны быть управляемы”, в то время как философские изыскания по поводу “истины относительно природы и превосходства творца ее” предназначены лишь тем, кто “способен понять наши рассуждения”. Стремление к пониманию естественного закона, согласно Б., — самый высоконравственный удел. Волю Бога, по мнению Б., необходимо искать в “неодолимом и нерушимом законе природы, в благочестии души, хорошо усвоившей этот закон, в сиянии солнца, в красоте вещей, происходящих из лона нашей матери-природы, в ее истинном образе, выраженном телесно в бесчисленных живых существах, которые сияют на безграничном своде единого неба, живут, чувствуют, постигают и восхваляют величайшее единство…”. Важную роль в конституировании новоевропейской культурной парадигмы сыграло и переосмысление Б. куртуазного лирического канона в свете философской традиции, наполнение его радикально новым — гносеологическим — содержанием: идущая от трубадуров идея семантического совпадения “небесной любви” к Донне с восхождением к божественному благу (см. “Веселая наука”) трансформируется у Б. в своего рода интеллектуальный героизм любви к мудрости, в рамках которого “философия предстает обнаженной перед… ясным разумением”. Мудреца — искателя истины — Б. сравнивает в этом отношении с Актеоном, преследующим богиню “в лесах” (т.е. непознанных сферах, “исследуемых самым незначительным числом людей”) и “меж вод” (т.е. в зеркалах подобий, отражений и проявлений истины), но если созерцание божественной наготы обращает Актеона в зверя, неся ему смерть, то для мудреца, созерцающего истину, Б. видит радикально иную перспективу: пророчески предрекая себе “смерть, принесенную мыслями”, он, тем не менее, видит в “героическом энтузиазме” познания путь к божественному подъему: “…едва лишь мысль взлетает, // Из твари становлюсь я божеством //… //
Меня любовь преображает в Бога”. Возвышенный полет любви обретает у Б. характер философского взлета духа, и любовь к мудрости наделяется ореолом интеллектуального эротизма. “Героический энтузиазм” Б. (как он сам обозначил собственное мировосприятие) по значению для истории свободного человеческого Духа не уступает интеллектуальным подвигам самых гениальных мыслителей всех времен. 9 июня 1889 в Риме на площади Цветов — месте его сожжения — в присутствии 6000 делегатов от народов и стран мира был открыт памятник Б.
А.А. Грицанов, М.А. Можейко